Пролог (Часть 1) - [69]

— За счастьем ездили?

— Вот именно, — он усмехнулся. — Вы тоже?

Я ответил что-то неопределённое.

Обо всем этом я вспоминал, двигаясь посреди великой калифорнийской пустыни, совсем недалеко от Долины Смерти, под лучами оголтело жарившего солнца. Левая рука болела. Левой щекой я мог бы разогреть порцию борща в небольшой кастрюле.

Наверное, я и дальше продолжал бы жалеть себя, если бы не заметил впереди странную повозку. Подъехав ближе, увидел повозку, похожую на фургон американских пионеров. Он стоял одиноко метрах в пятнадцати от дороги. Возле понуро прядали ушами четыре сереньких осла. Повозка была зелёная. Над ней серый залатанный брезент, на котором крупными буквами масляной краской выведено: «Ветеран Джон». Я съехал на обочину, прорыв на контрольно-следовой полосе из пивных и кока-кольных банок четыре канавки, и остановил машину.

Кроме четырех ослов, возле фургона никого не было видно. Я подошёл ближе.

На звук моих шагов из фургона донеслось вначале ленивое собачье тявканье, потом я услышал кряхтенье и затем увидел, как по скрипучей лестничке с повозки спустился седой бородатый старик. Он был среднего роста, плотный, в защитного цвета военных бриджах, драных полуботинках, в голубой рубашке с погончиками. Голова была покрыта носовым платком с узелками на уголках — совсем так, как покрывают голову отчаянные загоральщики где-нибудь в Геленджике.

За стариком показалась мохнатая собачья голова. Пес осмотрел меня формально, безо всякого интереса или чувства бдительности, и снова скрылся в кибитке.

Старик же остался стоять, глядя на меня молча, но враждебно.

— Не нужна ли какая-нибудь помощь? — спросил я.

Старик ответил вопросом на вопрос:

— Будете фотографировать?

— Как вы попали сюда? — снова спросил я.

— Если будете фотографировать, то скорей, а то жарко, — старик упорно придерживался своей темы разговора.

— Вы не с киногруппой? — все пытался я найти объяснение этому необыкновенному видению в пустыне.

Старик посмотрел на меня неодобрительно и сказал с раздражением:

— Я глухой, не слышу.

До меня не дошёл сразу смысл его заявления, и я еще что-то сказал вполне механически.

Старик рассердился не на шутку и закричал на меня:

— Не слышите, что ли: я глухой!

Я не знал, что делать. На всякий случай взялся за фотоаппарат. Может быть, действительно сфотографировать? Но не успел я навести фокус, как старик с быстротой, которую от него трудно было ожидать, метнулся к фургону, достал оттуда здоровенный фанерный щит и прикрылся им. На щите той же краской, что и на фургоне, было выведено: «Запрещено делать фотоснимки без разрешения». Старик стоял за плакатом. Только голова выглядывала сбоку. И виднелись ноги в драных полуботинках.

Я жестами попытался выяснить, у кого надо испрашивать разрешение. Старик смотрел на меня внимательно. Потом сказал:

— За фотографию я беру пятьдесят центов.

Я полез в карман за деньгами. Он сразу оживился, бросил щит, надел на голову синюю пилотку ветерана, подошел к ослам, обнял одного из них за шею и заулыбался.

Я трижды щелкнул фотокамерой. Полутора долларов как не бывало.

Старик совсем подобрел и разрешил осмотреть своё жилище.

В фургоне я увидел алюминиевую раскладушку е тюфяком, рукомойник, какие-то тряпки, куски оберточной бумаги. На дырявом деревянном ящике, который служил столом, стояла металлическая миска. Под полом в висячей клетке кудахтали куры. Старик, как видно, двигался по пустыне вполне автономно. На деревянной полке стояли две книги: Библия и словарь 26 языков.

Я изобразил вопрос на лице и ткнул пальцем в словарь 26 языков. Старик заулыбался и сказал неожиданно просто:

— Для интереса.

Тогда я отнёс свой вопрос к нему самому.

Проглатывая окончания слов, Джон объяснил, что он ветеран второй мировой войны, дрался в Европе. Был контужен. Постепенно терял слух. Было трудно жить. И он придумал вот такой способ существования. Уже много лет ездит в своём фургоне. Зарабатывает тем, что позирует перед туристами и берёт по 50 центов за фотографию. Начал своё путешествие с Восточного берега. И вот медленно перебирается, как настоящий американский пионер, на Запад.

«В Лас-Вегас заворачивали?» — спросил я, написав вопрос палочкой на песке.

Старик кивнул и потом сердито плюнул на то место, где я изобразил город счастья.

«А теперь куда?» — нарисовал я на песке.

— В Голливуд, — сказал старик серьезно. И добавил уверенно: — Там заработаю.

«А потом?» — снова написал я палочкой. Старик пожал плечами и покачал головой. У него ещё не было планов.

— Жарко, — сказал он и с трудом проглотил слюну.

«Где воевали в Европе?» — задал я вопрос тем же графическим способом.

— Везде, — сказал старик и махнул рукой. — Начал с Нормандии.

«На Эльбе были?»

— Был на Эльбе, был… — ответил старик устало и снова сказал: — Жарко.

Я понял, что разговор, пожалуй, окончен. И начал прощаться.

— Постойте! — встрепенулся старик. — Вы можете сделать ещё снимок.

Он позвал пса. Тот вылез заспанный, взлохмаченный, в соломе. Морда была недовольная.

— Служи, — приказал старик и пощелкал пальцами над псиным носом. — Служи, ну-ка, служи.

Пёс посмотрел на старика снизу вверх, криво усмехнулся и снова полез в фургон, в тень.