Прокурорский надзор - [38]

Снова, уже в который раз!  вылетаю в Москву. Первый мой визит в «Литературную газету», которую с некоторых пор считаю своей заступницей. Принимает меня А. Б. Борин, один из сильнейших, на мой взгляд, журналистов, пишущих на правовые темы. После моего сбивчивого рассказа Александр Борисович «накручивает» Новороссийскую прокуратуру. Его интересует, какие такие «новые обстоятельства» открылись в моем деле. Видимо не получивший на этот счет никаких указаний «сверху» прокурор Терещенко простодушно сообщает, что «новых обстоятельств» в деле нет, а ему «дано указание проверить старый материал». Таким образом, мои предположения оправдываются и я спешу в прокуратуру РСФСР с заявлением, в котором прошу новое расследование провести где угодно, но только не в Краснодарском крае. Зональный прокурор Баграева заверяет меня, что как только прокуратура Новороссийска закроет дело, оно будет отозвано в Москву, где и будет рассмотрено со всей тщательностью. Хотя у меня и нет оснований доверять республиканской инстанции, но понимаю, что этот путь все равно придется пройти, и поэтому возвращаюсь домой. Недоверие же правоохранительным органам засело во мне крепко. И ставшие мне известными факты посещения Геленджка высокопоставленными чиновниками из прокуратуры РСФСР Ивановым, Суриным и другими, отдыхавшими в некоем «хитром коттедже» за чисто символическую плату, недоверие этого не рассеивают. Скорее наоборот, учитывая то обстоятельство, что летний отдых им организовал… Правильно, все тот же Быков!

Буквально через две недели после приезда в Геленджик я получаю основание для того, чтобы возгордиться своими аналитическими способностями. Я получаю из Новороссийска давно ожидаемое сообщение, что дело мое закрыто… по ст.6 УПК РСФСР!

Теперь остается ждать решения моей судьбы в Москве. Ждать приходится долго — почти два месяца. Но пришедший из республиканской прокуратуры ответ порадовал меня. Правда, вместо «ввиду отсутствия состава преступления» появилась новая формулировка: «ввиду недоказанности». Но в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР, ст. 208 «ничем не отличается от других реабилитирующих статей, лицо в любом случае считается невиновным». Так что решаю не отвлекаться на мелочи, а добиваться полной СОЦИАЛЬНОЙ реабилитации. Тем более, что в документе присутствует фраза: «Краевой прокуратуре указано на необходимость решения вопроса в восстановлении на прежнем месте работы».

Но «крайпрокуроровцы» не спешат с этим самым решением. На мои запросы никто не отвечает. Ну, если «гора не идет к Магомету…» Еду в Краснодар. В кабинет заместителя прокурора края А. В. Пушкина проникаю, воспользовавшись потерей бдительности юной секретаршей. Внешне Александр Васильевич ничем не напоминает своего тезку и однофамильца. Но это именно тот Пушкин, чья подпись стоит под тем самым документом с извинениями… А также тот, кто так возмущался в беседе с корреспондентом «Советского спорта» в статье от 26 марта 1988 года произволом, допущенным правоохранительными органами города Геленджика. Помнится, тогда он обещал корреспонденту, что «виновные будут строго наказаны». Судя по всему, он имел в виду Страшный суд… Но, поскольку Апокалипсис постоянно отодвигается во времени и на скорую кару господню рассчитывать не приходится, мне хотелось бы знать, будут ли приняты какие-либо меры краевой прокуратурой. Застигнутый врасплох моим появлением во внеприемное время, заместитель прокурора края делает удивленное лицо, узнав, что бумагу, в которой перечислены страшные кары, свалившиеся на головы работников Геленджикской прокуратуры, я не получал. И тут же задает вопрос, почему я требую наказания прокурора Быкова, ведь он к моему делу отношения не имеет… Оказывается, в моем деле НЕТ НИ ОДНОЙ его подписи. А мои предположения не могут служить доказательствами… Стараюсь рассуждать логически. Хорошо, хотя я и знаю точно, что все, что произошло со мною на совести нашего прокурора, но, судя по всему, все «концы» он спрятал. Тогда давайте зайдем с другой стороны. Ведь он отвечал на мои жалобы? И на ответах, где он «не усматривает оснований для пересмотра дела» есть его подпись? Есть только три возможных причины: либо он некомпетентен (в чем я сомневаюсь), либо он, не вникая, просто «отписался» — хотя это его прямая обязанность — осуществлять прокурорский надзор за соблюдением ЗАКОННОСТИ, либо Быков имеет прямое отношение к моему делу. Во всех трех вариантах пахнет, как минимум, СЛУЖЕБНЫМ НЕСООТВЕТСТВИЕМ.

«А у Вас имеются эти ответы?» — задает вопрос Пушкин. «Ну откуда? Ведь согласно правилам обжалования я обязан посылать свою очередную жалобу в вышестоящую инстанцию, прилагая ответ на предыдущую. А в местах, где я находился, множительной техники нет…» «Ну вот видите, как же Вы можете доказать?» «Но ведь в деле должны быть копии ответов!» — теряю я терпение. «Их там нет», — заявляет мне блюститель законности. И добавляет: «Что же касается Вашего восстановления на прежнем месте работы, то восстанавливайтесь через суд». «А кто мне выплатит компенсацию за почти полуторагодичный вынужденный прогул?». «По-видимому, никто. Через суд Вам выплатят только за ТРИ ПОСЛЕДНИХ МЕСЯЦА,» — успокаивает меня Александр Васильевич. «Почему же меня не восстановили сразу после реабилитации?». «Вас отказался восстановить Краевой совет ВДФСО Профсоюзов». Вот те на! А почему мне не сообщили об этом раньше? Требую, чтобы меня сейчас, незамедлительно, ознакомили с письменным отказом. Пушкин нажимает какую-то кнопку на селекторе и, не дождавшись ответа, разводит руками: «Никого нет!» Не знаю, куда он звонил, но на часах чуть больше одиннадцати — самое рабочее время. Требую, чтобы мне была выслана копия отказа. С явным облегчением Александр Васильевич обещает выполнить мое требование и встает из-за стола, демонстрируя окончание аудиенции.