Прокурорский надзор - [3]

Достаю сплетенный по моей просьбе шнурок. Вернее — канатик из синтетических волокон, идущих на вязку сеток и «авосек» — в «промке» есть цех, занимающийся этим ремеслом. Смотрю на часы. Боже, как медленно идет время! Еще больше двух часов до «съема». В 12 часов ночи начинается «съем» — вывод из «промзоны» ночной смены для «приема пищи» (как это назвать — «завтрак»? «обед»? «ужин»?). Столовая в том же здании, где в библиотеке ночую я. Начальство знает, что я здесь ночую, но в знак особого расположения и сложившихся в зоне традиций, не запрещает этого.

Но сопровождающие смену «прапоры», зная об этом, могут заглянуть в библиотеку. Просто так — погреться, поболтать, полистать журналы… Наткнутся на запертую изнутри дверь, начнут стучать. Не открою — почуют неладное, взломают… К тому же моя скромная персона пользуется здесь большим вниманием — на деле синяя полоса: «склонен к самоубийству».

Нет надо дождаться «съема»… Пытаюсь читать — какое там! Мысли скачут, не могу сосредоточиться. Такая тоска! Так бы и завыл по-звериному на луну, краешек которой виден в окне!… Скорее бы!… Все хорошее, что могло у меня быть — было. Впереди только серое и черное… Чего же за нее цепляться, за жизнь?… Мне ведь не 18, не 20 и даже не 35. Мне уже не подняться…

Записку написал заранее, еще днем. Вкратце изложил обстоятельства своего дела, назвал виновных, попрощался в Людой, Стасиком…

Старенький будильник, освещенный настольной лампой, неохотно переступает ножками-стрелками, топчется почти на месте… Как трудно ждать!

Залаяли собаки за забором, где-то далеко возник странный шелест. Звуки нарастают, сливаясь в нестройный шум, шарканье, грохот множества ботинок по утрамбованной земле. «Съем». Наконец-то!

Где-то внизу живота рождается какая-то неприятная дрожь, распространяется по всему телу. Дрожат руки, слабеют ноги. Сажусь на табурет, изо всех сил сжимаю ладони коленями. Стискиваю зубы. Стараюсь побороть неприятное чувство. Нет, не страх это. Что угодно, только не страх. Нервы…

Требовательный стук в дверь. Сапогом. Сбрасываю крючок — вламывается сержант. Новенький. Ему еще не дали кличку — присматриваются. Но уже начинает осваиваться, приобретать те изысканные манеры, что делают похожими всех работников ИТУ — от сержанта до офицера. Ко мне заходил не раз. Со мною вежлив, интересуется делом. Впрочем, моим делом здесь интересуются многие — уж очень грубо оно «сляпано».

Стараюсь сосредоточиться на вопросах любознательного сержанта, не вовремя затеявшего беседу о литературных достоинствах какого-то примитивного романа о чекистах, стараюсь отвечать обстоятельно, не торопясь. Не дай Бог заподозрит что-нибудь! Наведается опять.

За окном команда второго «выводящего»: «Строиться!». Сержант торопливо прощается, слышу его голос уже во дворе. Исполняются широко распространенные здесь вариации на вольную тему. Словарный запас новенького еще не велик и исчерпывается незначительным запасом существительных и спряжением единственного глагола. Ничего, научится.

Снова тишина. Привязываю веревку к толстому брусу, скрепляющему, с помощью кронштейнов два книжных стеллажа. Для этого мне нужно встать на полку, находящуюся где-то в 15–20 см от пола — потолок очень низок. Схватился за шнур, согнул ноги. Держит. Сооружаю петлю — еще днем упражнялся — и не зря. Получилось вполне профессионально — узел легко ходит по шнуру в обоих направлениях. И мыла не надо!

План прост. Выпиваю таблетки и становлюсь на полку с надетой на шею петлей. Как только «отключусь» под действием этаминала — сорвусь вниз. Этаминал натрия — по рассказам — штука сильная. Так что никаких физических мучений не придется испытать. Не то, чтобы уж очень боялся боли — на сгибах локтей длинные швы — на месте перерезанных локтевых вен (резался в КПЗ). Но как-то не хочется лишний раз мучиться. Тем более, если есть возможность обойтись без этого. Мне ведь большого труда стоило решиться. Нет, не на самоубийство — на петлю. Все во мне протестует против этого способа. Эстетичным его никак не назовешь… Поэтому в своем плане я и отвел петле лишь вспомогательную, «подстраховочную» роль.

Наливаю в кружку воды, вытряхиваю на ладонь пять крошечных таблеток. Не колеблясь, бросаю в рот, припадаю к кружке. Ну и горечь! Справляюсь с приступом тошноты, глотаю — уже по одной — оставшиеся семь штук.

Влезаю на стеллаж, затягиваю петлю. Ну, кажется все предусмотрел… Голова кружится, сознание мутится, чувствую, что подгибаются колени… Инстинктивно пытаюсь удержаться за стойку…

Глава 2 ИЗОЛЯТОР

«… Слышит! … Он еще чего-то нажрался… Что выпил, говори!…»

Ярко-голубые, как апрельские лужицы, глазенки… Теплое тельце… Проказливая мордашка… Стасик! Стасенька, Стасичка… Глажу золотистые волосики. Стасик-карасик…

Чей-то голос, чьи-то цепкие руки тащат меня на свет. Я упираюсь, заползаю в свою скорлупу, но меня опять выдергивают оттуда. Отчаянно отбиваюсь, кричу. Но своего голоса не слышу, руки и ноги мягкие, как пластилин…

В комнате светло. Перед глазами грязный потолок. С трудом поворачиваю голову вправо. Стена. Окно. Теперь — влево. Все ясно: слева ставший уже привычным за последний год предмет. Капельница. Левая рука привязана к кровати, в вене игла. Слышу еще голоса, но два движения головой утомили меня настолько, что глаза сами закрываются…