Прокурорский надзор - [21]

Лето окончилось. Вечером в комендатуре меня ждет сюрприз: конверт со штемпелем… геленджикской прокуратуры. Прокурор Быков не балует меня разнообразием сообщаемых сведений и стилем их изложения. Это уже седьмая по счету жалоба, направленная мною в вышестоящие инстанции и оказавшаяся в Геленджике. Учитывая слог полученного на днях ответа из краевого суда, можно прийти к выводу, что в наших правоохранительных органах работают отнюдь не Чеховы. Более того, возникают сомнения даже о том, что там работают просто честные и порядочные люди. И повод для таких сомнений имеется — несмотря на присутствующую в обоих документах фразу «тщательно рассмотрев…» бросается в глаза слишком незначительный промежуток времени между двумя пришедшими из РАЗНЫХ городов ответами — всего несколько дней. Появляется крамольная мысль о том, что в какой-либо из этих организаций не только не могли «тщательно рассмотреть», но и просто подержать в руках мое дело…

Усугубляет мое состояние встреча с дежурившим в ночь «опером» Нерсесяном. Как-то после публикации в районной газете статьи председателя спорткомитета, в которой, похвалив развитие спортивно-массовой работы в тресте, он назвал мою фамилию, капитан Нерсесян остановил меня прямо на улице. От потребовал, чтобы я подыскивал себе работу на стройке, так как у меня «запрет на педагогическую работу». Я сказал ему, что должность инструктора не является педагогической, поскольку не включается в педагогический стаж. И, несмотря на вмешательство Арутюняна (я вынужден был доложить ему об этой «стычке»), Нерсесян при каждой встрече делал удивленное лицо: «Как, ты еще не на стройке?».

Сегодня он решил «доконать» меня — демонстративно рвет на моих глазах листок с приказом об освобождении меня от вечерних проверок. «Чтобы завтра был на проверке — сам прослежу! Кстати, ты не нашел себе другую работу?».

Вхожу к себе в комнату — теперь я живу один. В последнее время пополнений нет, многих этапами отправляют на другие стройки. Вообще, ходят слухи, что одну из комендатур будут закрывать. В двух больших пятиэтажках много пустых комнат, в остальных живут по одному-два-три человека. Поселившись один, я повел борьбу с тараканами, из котором вышел победителем. Иногда, правда, забегают случайные особи, но тут же попадают под струю «Дихлофоса». Препарат этот действует не сразу и жертвам собственной неосторожности удается вернуться домой, чтобы скончаться в семейном кругу. При этом они успевают, очевидно, передать некоторую информацию родственникам, а может быть, и завещание написать, в котором заклинают близких не соваться в комнату номер 98.

Достаю свой «НЗ». Это маленький сверточек, где в полиэтиленовом кульке хранится 32 таблетки этаминала натрия. При взгляде на крошечные белые диски к горлу подступает тошнотворный комок — я не забыл еще пронзительную горечь этого лекарства. Поисками подходящего снадобья я занялся сразу по прибытии в Белореченск. Приобрести эти «колеса» мне удалось в обмен на привезенную из Геленджика бутылку французского коньяка.

Решая не торопиться с крайними мерами, я иду к знакомым ребятам с четвертого этажа. Во-первых, они в это время ужинают — как правило, жаренной картошкой. Иногда, когда у меня появляется немного свободного времени и денег, я вспоминаю свое «вольное» хобби, готовлю какое-нибудь экзотическое блюдо и всегда угощаю их. Поэтому не отказываюсь от приглашения к сковородке. Во-вторых, их длительный опыт жизни «на химии» позволяет давать советы, следование которым часто помогает мне без потерь обходить рифы подневольной жизни.

Рассказываю о своих столкновениях с «опером». Оказывается, капитан Нерсесян просто вымогает с меня деньги. Ну что ж, это меняет дело и, несмотря на то, что денег у меня нет, позволяет предпринять некоторые шаги.

Утром не тороплюсь на работу — стою у окна в коридоре первого, «административного» этажа неподалеку от двери с табличкой «старший оперуполномоченный». Ждать приходится долго. Где-то в одиннадцатом часу появляется Нерсесян. Выждав, когда кабинет покинет некстати появившийся посетитель, стучу в дверь.

— А это ты? Ну с чем пожаловал?

— Я хотел только узнать, знакомились ли Вы с моим делом?

— А как же — это моя работа!

(Значит, о полосе он не может не знать).

— Так я Вас хотел предупредить, если Вы от меня не отцепитесь, я что-нибудь сделаю с собой и оставлю записку, что Вы вымогаете у меня взятку, а денег у меня нет. Если Вы внимательно читали мое дело, то должны знать, что я слов на ветер не бросаю.

— Кто об этом говорит, никогда не сделает! — смеется.

— Во всяком случае, я Вас предупредил.

Поворачиваюсь и выхожу из кабинета. Слышу требование вернуться, но не останавливаясь, выхожу из здания и иду к автобусной остановке.

Вечером возвращаюсь в комендатуру с новым графиком, взамен порванного Нерсесяном.

Домой езжу редко — 1–2 раза в месяц. Правда, сразу на 4–5 дней. Начальник ЖЭКа Арутюнян доволен моей работой, особенно после соревнований по волейболу, баскетболу и футболу, в которых команды треста занимали не ниже второго-третьего места, а баскетболистки стали чемпионками района. У него деловые связи с администрацией комендатуры, поэтому проблем с выездом домой у меня нет. Когда летом ко мне приехал Стасик, Симпат Арташесович выделил нам двухкомнатный номер в гостинице треста, в котором мы прожили целых полмесяца.