Прокурор для Лютого - [7]

В статье, посвященной недавним скандальным событиям на трассе Варшава — Белосток, писалось и о тотальном подкупе должностных лиц, и о позорной импотенции полиции, несомненно купленной, и о том, что деньги налогоплательщиков уходят невесть куда, и о том, что Польша вновь превращается в московскую вотчину — правда, не кремлевскую, а преступного мира.

Мужчина в золотых очках, сделав микроскопический глоток давно остывшего кофе, вновь зашелестел газетой, взглянул на первую полосу: огромный снимок остова сожженной фуры «Совтрансавто» невольно притягивал к себе внимание. В статье сообщалось, что перед своей загадочной гибелью полицейские позвонили в Острув-Мазовецкий, в управу, сообщив о найденном наркотике. Но наркотиков в сожженной фуре обнаружено не было… А сами бандиты как в воздухе растворились — хотя полиция оперативно перекрыла все дороги, никто из русских мафиози так и не был обнаружен.

Посетитель помрачнел. Аккуратно сложив газету, он извлек из кармана сотовый телефон и, на всякий случай оглянувшись по сторонам, набрал какой-то номер.

— Алло… Пригласите, пожалуйста, Алексея Николаевича, — произнес он по-русски. — Что? Кто спрашивает? — мужчина назвал себя.

Видимо, недавний читатель «NIE!» пользовался таким авторитетом, что Алексей Николаевич был приглашен незамедлительно.

— Добрый вечер, — корректно поздоровался звонящий, — Алексей Николаевич, вы газеты читаете? Что? Уже в курсе? Нет, не знаю, а мне-то зачем? Я этим не занимаюсь, это ваши проблемы, — переложив трубку мобильного телефона в другую руку, он метнул быстрый взгляд в сторону зашедших в кафе подростков и, не найдя в их облике ничего подозрительного, продолжил: — Срочно надо встретиться. Когда? Прямо сегодня. Срочно. Я в Варшаве, в своем любимом кафе на Маршалковской. Кофе пью. Ага, на машине… Где? — посмотрев на часы, он произнес веско и внушительно: — Через два часа, где обычно, на Радомском. Успею.

Спрятав телефон и поднявшись, обладатель очков в тонкой золотой оправе расплатился и быстро направился к выходу.

Рядом с кафе стояла черная тридцать первая «Волга» с дипломатическим номером, свидетельствовавшим о ее принадлежности к российскому посольству. Недавний телефонный собеседник Алексея Николаевича сел за руль и, плавно выкатив со стоянки, поехал в сторону Радомского шоссе…

Черная тридцать первая «Волга» с дипломатическим российским номером, съехав на обочину оживленного Радомского шоссе, плавно затормозила. Дверца раскрылась, и из машины вылез уже знакомый нам высокий мужчина в костюме консервативного покроя. Поправив очки, он осмотрелся по сторонам — невдалеке, ближе к молодому придорожному леску, стоял скромный белый «полонез». Черный номерной знак с буквами ВТК говорил о его белостоцкой прописке.

В машине сидели двое. За рулем — высокий мужчина в свитере грубой вязки. Можно было заметить, что лицо его пересекает грубый шрам. Второй — старик с рельефными морщинами — находился рядом. Пассажиры в белой машине о чем-то дружески беседовали, но при появлении владельца дипломатической «Волги» тут же умолкли.

— Здравствуйте вам, — вылезая из машины, приветливо улыбнулся старик.

Похожий на Андропова с оттенком официальной учтивости кивнул:

— Еще раз добрый вечер, Алексей Николаевич…

— А вы опоздали, — осторожно сказал старик.

Прибывший взглянул на часы.

— Звонил я с Маршалковской в семнадцать ноль-десять, договорились через два часа. Теперь девятнадцать ноль-девять. Это ты прибыл раньше, а я не опаздываю никогда. Ну, может быть, прогуляемся?

Недавний пассажир «полонеза» согласился:

— А почему бы и нет? Свежий воздух, природа оживает, птички поют… Музыка, так сказать, и забесплатно, к тому же.

И собеседники неторопливо пошли в глубь редкого леска. В вечереющем небе носились ласточки, и казалось, их острые крылья чертят на глубокой синеве едва различимые линии. Лесок благоухал расцветающей сосной, и первые комары наполняли воздух едва уловимым звоном. На недалеком лугу паслись сытые крестьянские бычки — пасторальный звон их колокольчиков изредка долетал до шоссе. В такие минуты кажется: в этом вечно возрождающемся мире нет ни зла, ни зависти, ни даже смерти; только такие идиллические картинки. Пройдет еще пять, десять, сто лет — и точно также маленькие одуванчики будут поворачивать растрепанные солнечные головки к дневному светилу, точно также будут жужжать пчелы, а майские жуки будут прятаться в свежей листве кленов и цветуших акаций…

Но это только казалось.

Некоторое время спутники шли молча, глядя себе под ноги. Первым нарушил молчание обладатель очков в старомодной золотой оправе — он, как всегда, был осторожен и потому вопрос прозвучал обтекаемо-привычный, на который и ответа-то не требуется:

— Как дела, Алексей Николаевич?

— Да ничего дела, вашими молитвами, — вздохнул тот и внезапно для собеседника произнес как бы не к месту: — Извините, но я как-то больше привык, когда меня называют просто Коттон.

— Никаких кличек, никаких псевдонимов, — улыбнулся мужчина в очках с золотой оправой. — К тому же, я совершенно не настаиваю, чтобы вы называли меня Прокурором.

— Слово-то какое нехорошее, — согласно кивнул вор; это был именно он.