Прокол - [9]
Существует еще множество способов, которые должна знать любая женщина. Подать котлеты ночью под цветущими яблонями. Или вдруг поместить котлеты слева от картофеля, а не справа, как в последние двадцать лет. Разумеется, делать подобное следует очень осторожно! Иной муж может испугаться и не воспринять такое блюдо своим. Другой же в своем мужском прагматизме сочтет такое просто ошибкой и повернет тарелку обратно: тогда следует развернуть ее назад очень тактично и осторожно, выманивая слюну, но заодно не обидев и не спугнув его. Порой можно идти даже наперекос всем нормам морали: подать котлеты с острым ножом, китайскими палочками и в таком духе. Однако такое чревато риском: наловчившись управляться несоответствующими инструментами, твой муж может тайком пощупать ими и соответствующий стейк или утку по-пекински. Хотя мы-то с тобой прекрасно знаем: смена блюда просто обман, на самом деле ведь у всех те же самые котлеты и ничего больше, только хуже твоих, любовно и старательно взлелеянных. Дабы не перестал мужик в это верить — на то и весь этот сказ! Ибо случается иногда, к сожалению, что недостаточно умело к котлетам удержанный муж гордо уходит к блинам с кавиаром, и лишь спустя время до него доходит, что ему всучили хлеб с салом. И тащится назад. Согласишься ли ты снова предложить ему свои котлеты? Может быть. Но… что, если ты уже предложила их другому?! И тот поклялся, что никогда прежде ничего вкуснее не ел, и если б только знал про твои котлеты, то ни за что б уже десять лет не набивал бы брюхо надоевшими кальмарами со спаржей или что уж еще там ему подсовывали.
А вдруг и без всяких промахов с мужьей стороны тебе стало любопытно, могут ли полюбиться твои котлеты кому-нибудь другому? Или вдруг тебе кажется, что они кому-то явно приглянулись уже? Или, боже упаси, тебе самой страх как хочется предложить их кому-то! Не стóит поддаваться подобному безумию: вернее всего, проходимец попробует твое блюдо и вернется к своему насущному плову в кухне жены. Зато муж твой узнает и — о-го-го… Кем-то заляпанными уже не захочет есть!
И тут уж мы докатились до того, что не только ему нельзя ни взглядом кинуть влево от наших котлет, но и нам нельзя свои котлеты раздавать направо и… то есть, налево. А если и вдруг нечаянно вывалились из семейной тарелки на чужую простынь, то — немедленно собрать без следа! Но это уже совсем другая басня. Правда, один к одному эта же самая. Так что еще раз писать ее не стану.
Женская рука
Женской руки не хватает в доме твоем, мама частенько поговаривала. Хм…
У меня был приличный оклад. Независимо от нагрузки. У меня было четкое рабочее время и люкс-пакет социальных гарантий. И продолжительные отпуска. Работа меня никогда не торопила. Мне не приходилось вкалывать и надрываться. Я никогда не оставался сверхурочно, не брал халтуры на дом, не подрабатывал у частников. Знаю, коллеги мне завидовали. Но я не уверен, поменялись ли б они со мною работой. И могли ли б.
Дом у меня большой, крутой, уютный. С просторным двором. А про эту женскую руку — права, конечно, мама. Они приходили и проходили, нет проблем. Но не задерживались. Слишком много меня являлось работой. О которой не знала даже мама. Даже для нее я был по профессии тем, что по бумагам. Она никогда не знала, да и не узнает правды. Дискретность — часть моего тела. И сейчас я понимаю, что из-за работы у меня не могло быть близкого человека, с кем делить всю жизнь. Ибо мою работу не делят. Хотя никакой я не трудоголик.
Но в конце концов у меня есть все. И лучше позже, чем хуже. Женился я на пятом уже десятке.
Всю мою жизнь изменила Жанна. Без нее я, вероятно, вплоть до края могилы только и нес бы ответственность за края могил. Сейчас я ей благодарен, но тогда, когда это случилось, был готов голову ей оторвать. Что никак уже не представлялось возможным.
Ее не звали Жанной. Всего лишь ассоциации. Это имя у меня запечатлелось в памяти из книги, посвященной столетию криминалистики. Там была этакая Жанна, промышлявшая тем же, что она. Вот и назову ее так.
И меня не звали Хароном. Я сам себя называл хароном. Это не имя мое, а работа. Переправщик. По документам и блеску погон я был просто офицером охранной службы высокого ранга. Ни в одной официальной бумаге ни рваного слога о моей должностной специфике. Парадокс. Общество по своему же спросу наделяет меня особо ответственной обязанностью, которую само признает необходимой, но — утаивает. Востребованное неблагодарное ремесло, мало кому по плечу. И по душе. Может ли такое быть неуважаемым? Не знаю. Бытует мнение… Или не бытует? Никогда не проверял. Лучше не проверять.
Свою снасть я называл стиксом. Ибо имя гильотины нагоняет на людей мурашки. Нет, не в сочетании со мной: уже намекнул, что о таком речи не бывает. Просто имя именем — как таковое. Это было очередным парадоксом в моих отношениях с потребителем. Гильотина является одним из величайших шагов человечества в восхождении к гуманизму, предвестником анестезии. Мне отнюдь не хотелось бы сейчас погружаться в кровавые подробности античных и средневековых инструментов и процедур. Что были нежно вырублены моим стиксом. Замещены. И гений, который нашел бы способ гильотинировать всех убиваемых на наше благо зверьков, подлежал бы озолочению со стороны всемирного животнозащитничества. В смысле, посмертно, не в наказание.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.