Прокол - [67]
Наставление по окоролевению
Жила-была маленькая девочка. Росла она добрая да пригожая, скромная да неприхотливая, трудолюбивая да услужливая, бескорыстная да жалостливая. Жила она с мамой и папой, которые ее очень любили и лелеяли. Папа много работал, дабы всех прокормить. Мама дома хлопотала, дабы всем угодить.
Девочка много читала. Мама дочке песни-прибаутки напевала, папа перед сном сказки рассказывал. Растили девочку в житейской мудрости и добродетели. Не были они ни богатыми, ни властными, но жили дружно и не были несчастными.
А дочка в себе мечту лелеяла. Большую и далекую, лихую и недоступную. Стать сиротой. И испить до дна всю обетованную сиротам горькую чашу.
Чем росла девочка, тем созревала ее добродетель и разрасталась ее мечта.
И случилось так, что мама девочки упала в колодец и утонула.
Все плакали три дня и три ночи, потом папа привел молодую, красивую, злую мачеху, распластался на четвереньках под ее острым каблучком, и погрузилась сиротка в бездонную пропасть бед и мучений, столь заветную, желанную и чаянную.
И ни времени не прошло, откуда ни возьмись появилась добрая фея и прикрепила к стене убогой светелки сиротинушки ценник на добродетели.
И долго ли, коротко ли, прискакал на белом коне платежеспособный спрос на ее красу да нрав и щедро наградил золушку — за всё. За неприхотливость она была одета в атлас и осыпана золотом. За скромность она была удостоена престола и народного почитания. За трудолюбие она обрела сотню прислуги, дабы носили ее на руках и туда, куда сам король пешком ходил. За бескорыстие нищие изо всех уголков королевства отдавали ей последнее, что у самих за душой. За жалостливость злая мачеха плясала нагишом на торговой площади в раскаленных башмаках, пока дух не испустила.
— Ну, ты счастлива, наконец? — прямо с порога спросила добрая фея, сворачивая использованный прейскурант.
— Благодарствую! — смущенно потупила взор королевушка.
— Как же легко и приятно было с тобой работать! — вздохнула фея с облегчением. — До чего ж я устала от этих плаксивых золушей, что сами и пальцем ради себя не пошевелят! Только подавай им всё готовым! Как-то раз сорвала я с одной туфлю для приманки, а она даже не удосужилась искать ее и объявиться. Пока силой не ухватила бедняжку, сотни недалеких красавиц успели ноги себе покалечить, жизнь испоганить — а той всё равно, это ж злые родные дочки.
— Да, папа меня всегда учил не ждать даров от жизни.
— Да и мамочка твоя была золотце! Не слишком ли жестоко было столкнуть ее вниз головой в колодец? Есть же более милосердные способы. Вот сейчас, скажем, можешь делать, что пожелаешь — сжигать да четвертовать, ан нет: лишь гильотина дымится…
— Ах, благодетельница моя, — сиротинушка нежно стерла с лица земли непокорную слезу. — Королева-то вольна расчищать себе путь милосердно. А кто же сироте-самоучке плаху даст! У меня и было-то всего, что мамочкино наставление: лиха беда начало…
Неправильно
Второго сына я сделал по пьяни.
Мы с Яной весело возвращались с тусовки, шутили и хихикали, обсплетничали друзей, обвосхищали себя… Атмосфера стояла сердечная. Такая у нас уже весьма давно случалась только под градусом.
Спиртное сближало. Однако мы сопивали все реже. Чаще я это делал один. Яна не имела привычки выслеживать, почему я возвращаюсь домой под утро. Без этого качества ее мы бы вообще не сошлись, ибо секс с одним человеком навеки я сам не предлагал, а левый шаг Яны вообще приветствовал бы как положительный поворот. Увы, ночные дежурства на работе или бегство от очередного скандала заполнить аферами мне не удавалось: голод я утолял в бесплодном хмеле.
Но в тот вечер Яна оказалась приветливой.
До нее я был самоуверенным плейбоем, умеющим осчастливить любую женщину — от робкой девственницы до перенасыщенной плейгерлы. Невинность Яны, перевалившая уже за четверть века, меня не спугнула: выдержавши столько нападок, она сломилась именно об остроту моих голов, укрепив веру, что моей миссией и впредь будет заливать свет в ее половую тьму. Но Яна вылилась в тяжелейший провал моей жизни. В течение шести лет супружества не прикоснувшись к тому даже рукой, не говоря уже о рте, она сокрушила вдребезги мои страшнейшие асексуальные кошмары.
Приветливая Яна проявлялась так: она на боку пускается в сладкий сон, а я со спины в нее мастурбирую. Старался, право, мастурбировать и ее: клитор в такой позе обрабатывается удобно. Если уж она все-таки мой палец отстранила, то просто применил ее как куклу. И зад у Яны был суперским. Больше всего, однако, меня интересовало бы отведать его, хм… неправильно — но такая жертва самецким похотям застопорялась уже в Яниной голове, куда еще там.
И даже в нашем минималистическом исполнении живой контакт мне светил только по бесплодным дням цикла. По остальным — резиновый суррогат. Ибо считалось, что готовимся ко второму малышу, и она изъяла спираль — но всегда находила причины, почему на этот раз еще нет. На самом деле причина была одна: мы оба понимали, что семья распадется. И Яна меня только водила за нос, даже не собираясь ожеребиться. А я хотел второго, чтоб первый не остался один за маминой юбкой и не вырос бы мямликом.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.