Прокол - [51]
Ты еще горяча…
Отмываю нож. Переворачиваю мозг. Вот! Здесь я в тебе живу! В гипоталамусе! Здесь кипит твоя страсть ко мне и тогда, когда кора меня отвергает.
Осторожно срезаю гипофиз. Ни крупинки твоей нельзя потерять! Кладу его в пластиковый пакет, в котором уже волосы, затылочная стенка черепа и другие обломки. Потом с большим запасом вырезаю район гипоталамуса.
Он теплый. Живой. Со всеми страстями. Я не чувствую никакого вкуса. Это не материя. Это то, что ты называешь любовью.
Затем понемногу режу и ем кору. Знаю, что та рано или поздно вступит в конфликт с гипоталамусом. Знаю, что и дальше у нас не все будет гладко. Но я не хочу ГЛАДКО! Я хочу ТЕБЯ!
Кора требует много времени. Стараюсь вылупить самые глубокие извилины, чтобы ничто из твоей жизни не осталось вне меня. Проглатываю вечер в охотничьем замке, лодку на алтайских порогах, лето в кэмпинге, Сингапур… Вдруг не пойму, какого черта я уже давно так не сделал! Кому нужны были эти годы разлуки?!
Уже поздно. Я устал. Кажется, и ты утомлена. Нет улыбки на твоем лице.
Я пью джин. Без тоника. Все кончено.
Ты лежишь на диване. На тебе черный вечерний наряд и черные чулки с золотистым узором. Почему у тебя перевязана голова? Эх, да, я ее разрубил. Знаю, что ты не сердишься. Ты понимаешь, что так было надо.
Стол и табуретки я убрал. Тебе нехорошо. Тебе нужно было прилечь. Ты даже не смогла сама одеться.
— Любовь моя! Пора в путь!
Ты, как обычно, не спрашиваешь, куда. Знаешь, что я придумал хорошо.
Как я восхищаюсь тобой за это!
Мотор форда взвизгивает словно пуля в полете.
Сейчас я тебе помогу прийти.
Нет!
Мы не поедем на форде.
Отпираю гараж. Наша старая, добрая развалина… Как это я не заметил, как она хрустит между зубами?! Десятки раз попадались во рту ее многострадальные железки…
Сколько времени прошло, пока я ее завел? Не знаю. Нам некуда спешить. Накачал шины. Поставил аккумулятор от форда и крутил, крутил, крутил… Накачал бензин и снова крутил. И она ожила! Старая, добрая развалина!
Откидываю сидение. Тебе будет трудно усидеть. Тебе не здоровится.
Двигатель грохочет словно обвал над раздавленными телами альпинистов. Мы мчимся в ночь.
Кто там едет навстречу? Огоньки вырисовывают большие габариты.
Я! Это я! Это моя фура! Любовь моя, глянь, я еду! Помнишь, я тебе рассказывал, как под Сиэтлом…
Я приближаюсь. Огни ослепляют глаза…
«В ночь с 14 на 15 июня на плотине Рижской ГЭС автомашина „Москвич-412” с государственным номером ф4245ЛС на большой скорости выехала на встречную полосу и столкнулась с тягачом „Вольво”. Шофер фуры в попытке избежать столкновения съехал с дороги в водохранилище и утонул, не выбравшись из кабины. Мужчина и женщина в легковом автомобиле погибли от удара на месте происшествия. Их личности не установлены. Оба находились в состоянии алкогольного опьянения».
Какашечий сказ про благовоние
Жила-была какашка. Родилась она в укромном отхожем местечке, где и созрела как личность. Там было тепло и уютно. Там жужжали мухи, порой переводя дух в удобных паучьих гамаках. Ну ладно, не переводя, а испуская, но всё же в гамаках. Наверху постоянно менялись лица… ну ладно, не лица, но всё же менялись. Внизу — шлеп-шмяк — расширялось общество, внося свежие веяния… ну ладно, не свежие, но всё же — из обширного внешнего мира… ну ладно, из многих тесных внутренних, но всё же веяния. А главное — там незаметно накапливались новейшие журналы и газеты. Попадались и старые книги. Из всего этого какашка узнала, что за жизнь бурлит за краем очка — в мире, в десятки, а то и сотни раз шире и глубже родного сортира.
Какашка жила неторопливо. В наш беспокойный век она пользовалась редкой привилегией: не спеша заниматься самосовершенствованием. С наслаждением читала тексты, рассматривала иллюстрации, пробовала на вкус мир с глубин самого дна отхожей ямы вплоть до заснеженного пика телебашни. Какашку полностью захватила бурная и насыщенная виртуальная жизнь: реалити-шоу, балы звезд, конкурсы красоты, рекламы дезодорантов и жевательной резинки… А что до этой рекламы: та понемногу вносила в жизнь какашки смутную тревогу. Аромат пота, свежее дыхание… Казалось, вся жизнь за очком вертелась вокруг благоухания как центральной оси.
И жизнь какашки в удушливом мраке утратила смысл. Она поняла: если не вырвется из зловонной ямы и не выйдет в гламурное общество, то все ее широкие познания, вся ее начитанная интеллигентность пойдут коту под хвост. Ну ладно, не коту — но определенно под, будь там хвост…
И какашка вышла в свет. Она наряжалась и украшалась, пела и танцевала, избирала и избиралась, писала и описывалась, обвиняла и обвинялась, ею восхищались и ужасались, ее пародировали и стремились на нее походить, о какашке узнали широкие массы разных народов, на ее биографии зарабатывали деньги и теряли жизни. Какашка мелькала с телеэкранов и обложек журналов, о ней постоянно всё узнавали… даже ее соплеменницы в родной помойке. И завидовали ей.
Но горечи за ослепительной улыбкой какашки не видел никто. О ней знала только она сама. Ведь она стремилась вовсе не к тому, чего достигла. Благовоние — вот, что заставило ее выбраться из отхожей ямы и предаться неутомимым исканиям. А оказалось — врут журналы и книги, врет телевидение и радио, врет реклама и всё. Где бы какашка ни появлялась, везде почему-то… говном воняло. И какашка не сидела, сложа свои какашечьи ручки: она суетилась, рвалась, искала… Но — чем больше она шевелилась, тем сильнее воняло.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.