Проклятые экономики - [138]

Крупные игроки печатали деньги (и зарабатывали синьораж) осторожно, поэтому мир избежал быстрого кризиса перепроизводства денег. Гибкость денежного предложения оказалось возможным обеспечить не только за счет роста денежной массы (кстати, денежная масса и в США, и в странах ОЭСР росла в последние 50 лет более или менее пропорционально ВВП – идеальное поведение центральных банков этих стран!). Деньги всё же не похожи на обычный товар. Обычный товар в процессе потребления либо исчезает, либо амортизируется постепенно, а если он просто проходит через ваши руки, не амортизируясь (например, вы купили его и тут же продали), он приносит вам экономическую выгоду, несоизмеримую со своей стоимостью. Деньги же, проходя через ваши руки, дают вам стоимость, эквивалентную 100 % своей массы, и оказываются в руках вашего контрагента, этой стоимости не потеряв. Таким образом, не только от количества, но и от скорости обращения денег зависит объем оплаченных ими товаров: скорость обращения (velocity) растет – и объем товаров, которые можно оплатить, растет.

Это уникальное свойство денег сильно пригодилось правительствам развитых стран, в том числе и в первую очередь США, в начале XXI века. Достигнув беспрецедентных показателей роста в конце 1980–1990-х годах, мировая экономика пострадала от кризиса 1998 года, а через три года в развитых странах началась рецессия. Оказалось, что быстрый рост потребления и производства привел к насыщению. Ни предприятия, ни население не готовы были дальше наращивать потребление, но экономика, заточенная под постоянный рост (этого требовали существенный уровень закредитованности, большой объем построенных впрок производственных мощностей и созданных рабочих мест, высокие социальные расходы, делающиеся в расчете на рост налоговых поступлений и пр.), при остановке потребления была готова свалиться в штопор: стагнация потребления привела бы к банкротству перекредитованных и перекапитализированных компаний, сокращению рабочих мест, сокращению инвестиций и, как следствие, переоценке обществом перспектив роста и еще большему сокращению потребления (и так далее по спирали). Необходимо было поддержать потребление, и в ход пошло кредитное стимулирование: власти стали существенно снижать ставку, под которую центральные банки выдавали деньги коммерческим банкам, но главное – стали существенно смягчаться требования к банкам в части обеспеченности их операций капиталом.

Капитал банка – это средства его владельцев, которыми они рискуют, проводя банковские операции. В реальности банк проводит операции на существенно больший объем средств, чем составляет его капитал. Простейший пример показывает, как это получается: представьте себе, что вы взяли в банке кредит на покупку машины и купили ее. У автодилера счет в том же банке – деньги пришли на его счет, сумма денег в банке не изменилась, но вы теперь должны банку денег! Фактически (поскольку клиенты распределены по банкам более или менее равномерно и банки балансируют расчеты между собой так называемыми корреспондентскими счетами друг у друга), банк может неограниченно выдавать деньги, вне зависимости от своего капитала. Ограничивает его в этом лишь инструкция центрального банка, устанавливающая предельный низкий размер капитала по отношению к размеру активов. В большинстве современных банковских систем этот уровень находится вблизи 10 %, то есть банк может выдать в 10 раз больше кредитов, чем имеет капитала. Но норматив этот сильно зависит от типа кредита (обеспеченный золотом кредит пенсионному фонду безопаснее, чем выданный без обеспечения безработному) и структуры финансовой операции. Кроме того, вышеописанная особенность денег позволяет строить с их помощью совершенно удивительные структуры – например, банк может дать кредит, который через длинную цепочку посредников вернется самому банку в виде капитала (и таким образом «размножится» в 10 раз).

Именно это свойство денег – «размножаться в кредит» и использовали правительства, подстегивая потребление в нулевые годы. Используя алчность банкиров как двигатель процесса, власти развитых стран «отпустили» регуляторные вожжи и разрешили банкам не только существенно увеличить объемы выдаваемых по низким ставкам кредитов, но и существенно усложнить схемы финансовых операций, позволявших клиентам резко увеличивать риски их инвестиционных портфелей. «Риск-он», как называют этот процесс на фондовых рынках, привел к росту стоимости ценных бумаг во всем мире. Рост стоимости ценных бумаг позволил переоценить залоги в банках и выдать больше кредитов; более того, владельцы растущих в цене ценных бумаг чувствовали уверенность в росте своих доходов и стали больше потреблять товаров и услуг: экономика снова стала уверенно расти. Кредитование еще и подстегивало рост в таких капиталоемких областях, как недвижимость: банки стали выдавать кредиты под залог недвижимости сомнительной стоимости, собирать такие кредиты в портфели и через секьюритизацию продавать риски инвесторам «с улицы». Спрос на недвижимость в связи с такой готовностью под нее кредитовать стал быстро расти, застройщики стали не справляться с его удовлетворением, и цена на недвижимость быстро пошла вверх. Этот рост вызвал появление инвестиционного спроса на недвижимость со стороны частных инвесторов. Стало «нормой» брать кредит под залог своего дома, покупать второй дом, закладывать его, покупать третий и так далее – в надежде на то, что стоимость всех покупок будет расти быстрее, чем накапливаются проценты (такие же процессы шли и на рынках ценных бумаг, там в моду вошли «маржинальные счета» – портфели с 10–100-кратным плечом). Риски ипотеки были в массе своей перепроданы частным инвесторам; они считались низкими, в частности, потому, что «на конце» ипотечной цепочки стояли два государственных агентства, готовые выкупать ипотеки и снабжать рынки деньгами.