Прокляты и забыты - [4]

— Катарина, ты вообще не должна была здесь появляться, — говорит девушке Александр.

Его тон звучит жестко. Он покручивает в руке бокал с красной жидкостью и смотрит исключительно на граненое стекло.

Катарина бросает на меня взгляд, полный презрения.

— Почему ей можно, а мне нет? Я всегда была гораздо ближе к тебе, чем она, — шипит она.

Я подавляю волну раздражения оттого, что местоимение «ей» она выплюнула, словно самый смертельный яд, как будто пыталась убить меня словом.

— Да, — негромко, но сурово отвечаю я, демонстративно обращаясь не к ней. — Катарина определенно умеет ненавидеть.

Окидываю взглядом ее идеально подведенные губы, накрашенные столь же идеально подобранным красным тоном, и добавляю холодно и требовательно:

— Ты закончила?

— Нет, — резко отвечает Катарина.

Рыжая красавица поджимает губы и молнией вылетает из комнаты.

— Я всегда говорил тебе, что ты не должен был жениться на Камелии. Теперь столько проблем, — платиновый блондин со светло-зелеными глазами, что сидит в кресле слева от меня, лениво усмехается. — Смотри, как моя Катарина расстраивается…

Вспышка исчезла. Сделав пару глубоких вдохов, я все же открыла покрытую лаком дверь. Едва створка вернулась на место за моей спиной, вспышки последовали вновь.

Воспоминания так и чередовали друг друга, причиняя жуткую головную боль. Я и Александр. Александр, его друзья и Катарина. Да, теперь я была уверена, что все, собравшиеся в гостиной, были его близкими друзьями. А Катарина — дама, скрашивающая ночи в постели графа. Иногда присутствовали все одиннадцать мужчин, иногда — только некоторые из них. И почти всегда я чувствовала себя некомфортно под их пристальными, холодными и надменными взглядами. Иногда они отпускали двусмысленные шуточки по поводу нашего брака. Изредка открыто сочувствовали Александру. И в большинстве своем не обращались ко мне напрямую, словно меня не существовало. Кроме Катарины, которая выражала либо ненависть ко мне, либо презрение. Чаще всего — и то, и другое одновременно.

В этот раз прийти в себя оказалось еще труднее, чем в мой первый на сегодня возврат в реальность. Внутри все скрутило жуткой болезненной судорогой. Я снова упала прямо на устилающий пол ковролин жемчужно-белого цвета.

Раздался глухой неуверенный стук в дверь.

— Все в порядке? — чуть слышно спросил Джеймс.

Не вошел. Так и стоит в коридоре.

Я сделала усилие и перевернулась на спину. Вроде голова прекратила кружиться. Да и судороги потихоньку стали отступать. Я полежала так еще несколько минут, бестолково рассматривая матово-белый одноуровневый потолок с десятками вмонтированных по краям светильников в форме звезд.

— Да. Все хорошо, — пробормотала я почти беззвучно.

Громче просто не получилось.

— Зовите, если что, — ответил Джеймс.

Не думала, что в этих стенах столь плохая звукоизоляция.

Я недоверчиво покосилась на дверь. Удаляющихся шагов я не слышала — а ведь должна была, раз он смог различить мой полушепот. Я решила, что он так и стоит там, но когда все же смогла встать и выглянуть в коридор — телохранителя не было. Я придирчиво осмотрела дверной косяк. Дверь довольно толстая, да и вмонтирована в полуметровую каменную кладку. Странно все это.

Я вернулась обратно и осмотрелась.

Интерьер спальни не слишком отличался от остального дома. Большая кровать с богатым балдахином на четырех колоннах. Высветленное дерево и мягкое изголовье в основании, поддерживающие фризы, — поистине королевское ложе. Даже как-то стыдно спать на таком в гордом одиночестве. То, что это было именно так, я уже успела уяснить. Недалеко от кровати — письменный стол, на котором сиротливо покоился черный ноутбук. Большое широкое кресло из белой кожи плотно приставлено к столу. На прикроватных тумбах и полках вдоль стены справа картины и семейные фотографии, книги, ароматические масла, шкатулки и вазы. Пилястры, по левую сторону от кровати — большие деревянные панели. За ними оказался вход в гардеробную. Внутри — зеркала в тяжелых позолоченных рамах, неимоверное количество одежды и обуви, развешанной и расставленной в нишах. Туалетный столик, весь уставленный косметикой и парфюмом. Далее следовала дверь в ванную комнату. Там — душевая кабина, отделанная мрамором, изысканные зеркала, богатая хрустальная люстра, позолоченные ванные принадлежности, ковер с цветочным орнаментом поверх однотонной плитки и даже окно с нарядными шторами.

Приняв ванну, я тщательно расчесала и высушила длинные, до пояса волосы. Теперь они стали безупречно гладкими и блестящими, что меня очень порадовало. Я переоделась в широкие черные брюки и белую рубашку. Да, так однозначно удобнее.

Чуть коричневых запеченных румян — и лицо не кажется уже таким бледным. Немного черной туши на ресницы, и мои зеленые глаза стали выглядеть темнее — этакого цвета глубокого болота. В общем, теперь я стала больше похожа на собственные фото. Вспомнив фотографии в коридоре и на полках, я невольно улыбнулась.

Легко грустить о позабытом прошлом мне не позволили. Раздался тихий стук, и Джеймс негромким голосом напомнил о себе. Пришлось выйти и спуститься в гостиную.