Проклятое время - [9]

– Что произошло? – озабоченно спросила вдова.

– Ты доверяешь всем слухам?

– В моем возрасте всему поверишь, – парировала мать. И вяло спросила: – Так о чем же говорят?

– Что Ребекка Исабель не моя дочь.

– У нее Асисов нос, – сказала она.

И потом, задумавшись, рассеянно спросила:

– Кто говорит это?

Роберто Асис нервно грыз ногти.

– Наклеили очередной листок.

Теперь вдова сообразила, откуда темные круги под глазами сына: отнюдь не от бессонницы.

– Анонимки не живые люди, – наставительно сказала она.

– Но пишется там только то, о чем говорят все, – возразил Роберто, – даже если сам человек об этом не догадывается.

Однако вдова знала все слухи, касающиеся ее семьи. В их доме всегда полно людей: служанки, приемные дочери, приживалки всех возрастов, от слухов было невозможно спрятаться даже в спальне. Неугомонные Асисы, основатели городка, еще в те времена, когда были всего лишь свинопасами, как магнит притягивали к себе сплетни.

– Далеко не все, что говорят люди – правда, – сказала она, – хотя, конечно, многие верят.

– Все знают, что Росарио Монтеро спала с Пастором, – сказал он. – Свою последнюю песню он посвятил ей.

– Сплетни такие ходили, но точно не знал никто, – возразила вдова. – А теперь стало известно, что песня была посвящена Марго Рамирес. Они собирались пожениться, об этом знали только жених с невестой да его мать. Лучше бы эта тайна – единственная, которую в нашем городишке удалось сохранить, вышла наружу…

Роберто Асис посмотрел на мать трагическим взглядом, натужно улыбаясь.

– Утром мне казалось, что я умираю.

Но вдова отозвалась нехотя, без эмоций.

– Все Асисы ревнивы. Это проклятие нашего дома.

Они замолчали. Время близилось к четырем, жара спадала. Роберто выключил вентилятор, весь дом уже проснулся и наполнился женскими голосами и птичьим щебетом, напоминавшим звуки флейты.

– Подай мне пузырек с ночного столика, – попросила мать.

Она достала из него две круглые сероватые таблетки, похожие на искусственные жемчужины, и вернула флакон сыну.

– Прими и ты, – сказала она, – они помогут тебе уснуть.

Он запил две таблетки водой из материнского стакана и снова опустил голову на подушку.

Вдова молча вздохнула, задумалась и подытожила, имея в виду, конечно, не весь городок, лишь некоторые семьи своего круга:

– Ужас нашего городка в том, что мужчины отправляются в горы, а женщины предоставлены самим себе.

Роберто Асис засыпал. Вдова смотрела на заросший щетиной подбородок, на удлиненный нос с хрящеватыми крыльями и вспомнила покойного мужа. Адальберто Асис тоже был подвержен приступам отчаяния. Он был исполин, горец, который лишь один раз в жизни надел на пятнадцать минут целлулоидный воротничок, чтобы позировать для дагерротипа, пережившего его и стоявшего теперь на ночном столике. О нем говорили, что в этой же самой спальне он застал со своей женой мужчину, убил его и зарыл труп у себя в патио. На самом деле было совсем другое: Адальберто Асис застрелил из ружья обезьянку-самца, которая сидела на балке под потолком спальни и задумчиво теребила свой уд, взирая, как переодевается его жена. Сорока годами позже он скончался, так и не сумев опровергнуть сложенный о нем миф.

По крутым ступеням казармы поднялся падре Анхель. На втором этаже, в глубине коридора, увешанного винтовками и патронташами, лежал на походной раскладушке полицейский и читал. Он настолько увлекся чтением, что заметил падре только после того, как тот с ним поздоровался. Полицейский свернул журнал в трубку, приподнялся и сел.

– Что читаете? – поинтересовался падре Анхель.

Полицейский показал ему заглавие:

– «Терри и пираты».

Падре внимательно осмотрел три бетонированные камеры без окон с толстыми стальными решетками вместо дверей. В средней камере спал в одних трусах, раскинув ноги в гамаке, второй полицейский; две другие камеры пустовали. Падре Анхель поинтересовался, где Сесар Монтеро.

– Там, – полицейский кивнул в сторону закрытой двери, – в кабинете начальника.

– Я могу с ним побеседовать?

– Он изолирован, – сказал полицейский.

Падре Анхель не спорил, а спросил только об условиях содержания заключенного.

Полицейский ответил, что Сесару Монтеро отвели лучшую комнату казармы, с хорошим освещением и водопроводом, но уже сутки, как он отказывается от пищи. Алькальд заказал для него еду в гостинице.

– Боится, что в ней отрава, – объяснил полицейский.

– Вам бы следовало договориться, чтобы ему приносили еду из дому, – посоветовал падре.

– Изолированный не хочет беспокоить свою жену.

Словно обращаясь к самому себе, падре промолвил:

– Надо об этом поговорить с алькальдом, – и направился в глубину коридора, где помещался кабинет с бронированными по приказу алькальда стенами и дверью.

– Его нет, – сказал полицейский. – Уже два дня сидит дома, у него зубы болят.

Священник отправился навестить больного. Алькальд лежал, вытянувшись, в гамаке; рядом стоял стул, на котором были кувшин с соленой водой, пакетик анальгетиков и пояс с патронташами и револьвером. Флюс не опадал.

Падре Анхель подтащил стул поближе к гамаку.

– Ясно, что его надо вырвать, – сказал он.

Лейтенант смачно сплюнул соленую воду в ночной горшок.