Проклятие скифов - [8]

— Ты, как всегда, прав, царь Скил.

Невольница вошла в шатер с кувшином-ойнохоя с расписными боками и выжидающе застыла у входа.

— Я не хочу пить. Отошли ее прочь, — приказал Скил.

С недавних пор он остерегался принимать еду и пищу у Опии. Не то чтобы он подозревал, что царица способна причинить ему зло, но ее сближение с Матасием было непонятно и настораживало. Хорошо, что теперь жрец мертв и больше в царстве сколотов у него нет другого такого опасного врага. Царица хлопнула в ладоши, и невольница спряталась за занавеской.

— Может, ты хочешь выпить вина? Я прикажу принести кратер[15].

— Вина я тоже не хочу.

— Как тебе будет угодно, повелитель. В честь твоей победы я приготовила тебе подарок. Негоже тебе, как простому кочевнику, подвязывать волосы кожаным ремешком. — Царица два раза хлопнула в ладоши, и вновь появилась невольница, неся на подносе золотой обруч.

— У меня не настолько длинная шея, чтобы носить две гривны, — рассмеялся Скил.

— Это не гривна. Персы называют ее диадемой. Их царь носит на голове тиару — знак царского достоинства, показывающий его превосходство над другими персами. Посмотри на диадему внимательно.

Подобно гривне, золотой обруч не был цельным и заканчивался застежками в виде грифонов. Но в отличие от гривны, он был плоским, и посередине имелась каплевидная пластинка, на которой была изображена богиня Табити, сидящая в кресле с зеркалом в руке, а рядом с ней — бородатый мужчина в одежде сколотов: в подпоясанной рубашке и узких штанах, внешне кого-то ему напомнивший.

— Точно такое изображение есть на моем перстне, который мне даровал царство, — негромко заметил Скил.

— Совершенно верно. Ты умеешь читать — прочитай с внутренней стороны.

Царь перевернул обруч и увидел надпись на эллинском языке: «ΒΑΣΙΛΕΩΣ ΣΚΥΛ».

— Имя следующего царя ты напишешь рядом со своим, и у глав родов не будет сомнений, кто унаследует после тебя царство сколотов. Этот золотой обруч будет твоим знаком царского достоинства.

— Может, ты даже знаешь имя моего наследника? — со скрытой угрозой в голосе спросил Скил.

— Знаю, ты его также знаешь, царь Скил. Я родила от тебя двух девочек, так что наследником по мужской линии остается Орик — твой брат. Ты перестал посещать меня ночами, и я уже не подарю тебе другого наследника. А ведь я — единственная царица. Не правда ли, царь Скил? Или ты забыл о клятве и у тебя уже есть на примете другая царица, более молодая? — Опия выжидающе уставилась на Скила.

— Я помню клятву, Опия. — В душе царя зрел гнев, но он не давал ему выхода.

Царица хлопнула в ладоши, вызвав невольницу.

— Принеси зеркало.

Невольница быстро вернулась с серебряным зеркалом и кратером с водой.

— Ты разрешишь мне надеть на твою голову мой подарок, царь Скил?

И царица, поправив волосы, сняла с головы царя кожаную повязку с золотой пластинкой, изображающей сову, и небрежно отбросила ее в сторону. Надев золотую диадему, Опия обмакнула серебряное зеркало в воду и протянула его Скилу.

— Вглядись в зеркало, мой царь. Ты видишь себя?

Затем она убрала зеркало и протянула ему золотую монету с его изображением. Тут Скил понял, что ему хотела сказать Опия. Он увидел себя в зеркале с золотой диадемой на голове, и на монете его лоб украшало подобие диадемы, хотя до сих пор это была лишь обычная кожаная повязка с золотой пластинкой посередине. Так его изобразил грек Антиох, отвечающий за чеканку монет в Никонии.

— Посмотри на дарик, — Опия протянула Скилу монету Дария I. — Здесь персидский царь изображен в виде лучника, и у него на голове царская тиара, А у тебя — царская диадема, которую ты передашь своему наследнику, а он — своему. Могущество царства — в наследственности власти!

Скил с удивлением посмотрел на Опию — ведь это были слова грека Эвнея! Выходит, она запомнила их.

— Ты доволен, царь Скил? Не отвергай мой подарок — этот золотой обруч поможет тебе укрепить царскую власть.

Скил, подумав, решил, что Опия права. Кожаная повязка более удобна, но этот золотой обруч и в самом деле будет выделять его среди других царей сколотов, особенно если он станет знаком наследственной царской власти. И не обязательно его все время носить — можно надевать лишь в торжественных случаях.

— Мне понравился твой подарок, Опия. Я принимаю его. — Скил поднялся, собираясь уйти.

— Ты не хочешь провести эту ночь со мной, Скил? — почти жалобно спросила Опия.

Скил на мгновение заколебался, но затем вспомнил о страстной ненасытной Ириде, которую надеялся увидеть в самом скором времени, и молча вышел из шатра.

Если бы он через минуту вернулся, то очень удивился бы перемене, происшедшей с царицей. Ее лицо исказила гримаса гнева, она бросила монету с изображением Скила на пол и стала топтать ее.

— Ненавижу! Какой же он глупец, хоть и царь! Я хотела подарить ему ночь и жизнь, а он выбрал смерть!

Успокоившись, она подозвала невольницу-служанку, которая все время находилась поблизости и которой она не опасалась, хотя та знала многие ее тайны. Фатима — так звали невольницу — была лишена языка много лет тому назад. Эта идея возникла у Опии очень давно, когда она наблюдала за дойкой кобыл, которую проводили специально ослепленные рабы. «Они не видят, что делают, и этим сохраняется тайна дойки, хотя было бы проще лишить их языка, чтобы они не смогли об этом рассказать». По ее велению у понравившейся ей юной невольницы был вырезан язык, и лишь после того она взяла ее к себе в услужение.