Проклятие рода Карлайл - [53]

– Не рановато ли вы собрались на представление? – недовольно промычала мисс Робертс.

– Мы еще хотели зайти в лавку, – объяснил улыбчивый Уильям. – Купить сластей для сестренки Люси. Да, Люси?

Девушка лишь кивнула, покраснев. Мисс Робертс смерила их подозрительным взглядом – эти двое давно играют в переглядки да шушукаются по углам. Что-то здесь нечисто. Мисс Робертс строго следила за слугами и не допускала безнравственных отношений. В прошлом году она уже уволила Эстер за то, что та начала встречаться с каким-то деревенским парнем. За Люси ничего такого она раньше не замечала, девушка боялась мисс Робертс как огня. Да видно, и эту бес попутал.

– Не задерживайтесь после представления, тебе, Люси, завтра рано утром еще камины чистить в западном крыле.

– Знаю, мисс Робертс. Я все сделаю.

– Ну-ну.

Мисс Робертс ускорила шаг, но куда ей, старухе, отяжелевшей, с распухшими ногами, было угнаться за молодыми? Уильям и Люси шли позади, не обгоняя экономку, но из вежливости держась на почтительном расстоянии. Неудобно ей было при них выбросить сверток с картиной. Возьмут да поднимут, а потом, не дай бог, вернут его Эмбер. Еще и расскажут, что она не случайно обронила, а нарочно выбросила.

Так и донесла мисс Робертс картину до самой деревни. Кивнув на прощание Люси с Уильямом, она собиралась уже избавиться от жгущего руки свертка, засунув его в какую-нибудь неприметную щель между домами, но не успела. С другого конца улицы к ней спешил Пип и орал так, что вся округа слышала:

– Сестричка, сестричка. Скорей, Анна моя рожает.

Пип у них в семье был белой вороной, да и не только в семье – славился на весь Гвивир. Дурачком он не был, но был словно не от мира сего. С раннего детства страдал припадками падучей болезни, но чем становился старше, тем они реже случались. Однако был Пип не приспособлен к жизни. За что ни брался – все из рук валилось. Никакое дело по хозяйству сладить не мог. Зато рисовал хорошо да по дереву резал. Мисс Робертс со старшей сестрой всегда думали, что толку из Пипа не выйдет, да и не живут такие долго – как им прокормиться. Однако они ошиблись. Пип приглянулся дочке местного лавочника. Они поженились, а теперь вот Анна рожала уже третьего ребенка. Пип подвязался в лавке у тестя, помогал на побегушках, а в свободное время то рисовал, то вырезал фигурки из дерева.

Не успела мисс Робертс опомниться, как потащил ее Пип к ним домой, ждать, пока Анна родит. В суете да делах мисс Робертс совсем забыла о завернутой в бумагу картине, подаренной Эмбер. А вспомнила она о ней, когда увидела в руках у Пипа. Анна к тому времени уже разрешилась от бремени и теперь вместе с младенцем отдыхала, а Пип, приплясывая, восхищенно смотрела на морской пейзаж.

– Откуда это, сестричка?

– Нашла, на дороге валялась.

– Неужто с небес упала прям под твои ноженьки? – смеялся Пип. – Ай да красота. Ты посмотри, какие краски. Мне так ни в жизнь не нарисовать.

– Тоже мне красота, – фыркнула мисс Робертс. – Мазня мазней. Дай-ка я ее в огонь брошу, на дрова сойдет.

– С ума ты, что ли, сошла, сестричка? – лицо тридцатисемилетнего Пипа было по-детски подвижным, да и сам он был наивно-радостным, как ребенок. – Я ее к нам с Анной в комнату повешу. Ох и хороша. Ты смотри, какой изумруд, а лазурь какая!

Пип убежал показывать картину проснувшейся жене, а мисс Робертс лишь покачала головой:

– Вот юродивый.

***

В марте 1809 года Эмбер родила двух девочек. Были они крошечными, раза в три меньше, чем новорожденный Роберт, но здоровенькие. Фредерик не мог нарадоваться на детей. Весь прошлый год он прожил вместе с Эмбер в Карлайл-Холле, а после рождения малышек, которых назвали Элизабет и Эмилия, заявил, что вообще не собирается возвращаться в Лондон. Эмбер радовалась и вопросов о старом графе Карлайле не задавала. Видимо, что-то стряслось, какая-то ссора произошла между отцом и сыном, после которой Фредерик долго был сам не свой. Эмбер боялась, что размолвка случилась из-за нее, из-за ее вечного желания, чтобы лорд и леди Карлайл узнали о ее существовании, о существовании Роберта. Что, если Фредди рассказал отцу, а тот отлучил от себя сына, отказался принимать в семью бывшую актрису? Фредерик вернулся из Лондона не в себе, ничего толком не сообщил, но позже из намеков Эмбер поняла, что догадка ее была верна.

Теперь, когда родились девочки, а Фредерик беспрерывно находился подле них, Эмбер стало безразлично, примет ли ее граф Карлайл, будет ли считать ее с Фредди сына законным наследником. Они были счастливы вместе, и если им суждено до конца дней своих прожить в Карлайл-Холле, то так тому и быть.

– Дорогая, – как-то вечером Фредерик позвал ее в библиотеку, где он теперь проводил большую часть времени. – У меня для тебя подарок.

– Подарок? – удивилась Эмбер.

– Да.

Фредерик, улыбаясь, достал черный бархатный мешочек, потянул за шелковый шнурок, и на ладони Эмбер выскользнуло кольцо с большим рубином. Эмбер охнула.

– Какое красивое.

– Это семейная реликвия, – объяснил Фредерик, надевая кольцо на ее безымянный палец. – Ты передашь его нашему сыну, а он отдаст своей невесте. Потом кольцо попадет к их сыну, и традиция сохранится.