Проклятие неудачного четверга - [9]

А в другой раз он как будто случайно сказал:

– Знаешь, что мне больше в тебе нравится, Грег?

– Наверное, то, что у меня всегда найдётся что перекусить?

– Ты похож на папоротник, – пояснил он. – Такой же пушистый и непритязательный.

Я не смог не рассмеяться, и он тут же оживился.

– Видишь, – сказал он. – Кто ещё будет смеяться над такой шуткой? Что бы я ни сказал, ты всегда смеёшься или придумываешь что-нибудь смешное в ответ. С остальными мне приходится всё время притворяться, что я всерьёз интересуюсь бейсболом, фильмами про супергероев и крутыми тачками. Я ничего не имею против всего этого, но они только про это и могут говорить. А ты ради друзей и семьи готов на всё. Ты бы последнюю рубашку снял ради меня. Вот серьёзно, сколько раз ты именно это и делал? Пять? Шесть?

И он был прав. Кроме прочего, у нас была ещё одна уникальная способность: одежда на нас буквально горела во всяких дурацких происшествиях. На мне – из-за бекона в карманах или опрокинутой на себя тарелки, а у Эдвина – из-за его участия в глупых спектаклях школьного театра и других непредвиденных обстоятельств.

Я чуть не расплакался, когда Эдвин это сказал. Но вместо этого я тупо скаламбурил, и мы рассмеялись. Потому что я не плачу. Честно. Совсем. Одно из главных правил моего отца: Бельмонты не плачут. Никогда. Даже когда я родился, в роддоме все с удивлением отметили мою странность – неплачущий ребёнок. Отец лишь гордо улыбался. Однажды я пытался выяснить у отца, откуда взялось это правило «не плакать», потому что во всём остальном он был крайне чувствительным человеком. Отец ответил, что просто ещё не было поводов. Потому что если сейчас вокруг сплошная безысходность, то, значит, потом нас ждёт радостное и светлое будущее. Ведь если каждую неделю случаются четверги, потом целую неделю никаких четвергов не предвидится.

Короче, мы с Эдвином всегда могли положиться друг на друга. Поэтому чем больше я думаю о том, на что он пошёл в зоопарке ради меня, тем менее странным мне это кажется. В конце концов, ради него я бы поступил так же. Я бы, ни на секунду не задумавшись, преградил дорогу дикому белому медведю (целому стаду диких медведей).

Этим вечером, вернувшись домой, я на удивление быстро заснул. Особенно учитывая, что сегодня на меня нападали медведь, птичка и здоровенный псих по имени Перри. Но от мысли, что Эдвин – мой лучший друг, все неприятности стали казаться куда менее серьёзными, чем на самом деле.

И я заснул, ещё не зная, что следующий день (пятница) окажется в сорок раз хуже, чем все предыдущие четверги вместе взятые.

Глава 4 В которой я ем козлиные шкуры, покрытые пчелиной отрыжкой

На следующее утро папа вернулся из Норвегии более взбудораженный и восторженный, чем обычно. А когда речь идёт о моём отце – это что-нибудь да значит.

Немногое может привести Тревора Бельмонта в такой восторг. И, несмотря на то что он заранее уверен, что любая попытка обречена на провал, он каждый раз принимается за новое дело с упорством человека, которому всегда везёт.

Мой папа был самым радостным, восторженным и целенаправленным пессимистом из всех, что мне встречались. Тем более сегодня была пятница – самый любимый папин день, потому что до следующего четверга оставалось ещё о-го-го сколько. Самые безумные свои затеи он начинал именно в пятницу.

Временами мне хотелось быть похожим на него. Ну не совсем, конечно. В конце концов, ещё чуть-чуть и его бы официального признали сумасшедшим. Человек, который тратил все деньги на поиски в дремучих лесах того, во что остальные предпочитают не верить. Даже мистер Ольсен не до конца одобрял эту страсть моего отца, которую он торжественно называл «Моя доля».

Но после того как он годами старался добиться лучшего, отчего выходило только хуже, я решил, что не стоит даже и пытаться. Но зато папа не останавливался и продолжал хвататься за разные бредовые затеи, не обращая внимания на плачевные результаты (и на окружающих, которые вслух называли его кретином). Например, пару лет назад он пытался соорудить прямо в гостиной каменный горячий бассейн, после чего пол просто провалился.

И даже тогда он просто широко улыбнулся и сказал:

– Следующим летом попробую построить его во внутреннем дворике!

Папа был так уверен в собственных неудачах, что просто не обращал внимания на страх и разочарование. Ему неведома была жалость к себе.

Однажды он сказал мне:

– Грег, оптимизм – изюминка любой трагедии. Если ждёшь только худшего, то сердечный приступ – это просто мелочь.

– Грег! – крикнул отец в пятницу утром, просунув голову в мою комнату как минимум за час до того, как мне можно было проснуться. – Идём на кухню! На стол я уже накрыл. Тебя ждёт новый чай!

Если бы меня разбудили на час раньше положенного в любой другой день, то я бы лишь застонал, но это утро особенное. Я вскочил с кровати и что-то натянул на себя, как будто и не спал вовсе. Именно за это я люблю его поездки. Это наш ритуал с тех пор, как мне исполнилось четыре года. Когда он возвращался домой – не важно, в какое время, хоть в три утра, – он заваривал чай, и мы играли минимум одну партию в шахматы, а то и больше. Это было настолько важно, что если бы он вернулся днём, то заехал бы в ПУК и забрал бы меня в ближайшее кафе, чтобы сыграть партейку.