Проклятие Неферет - [9]

Я была смущена, и думаю, что тогда, тупо уставилась на старуху.

Отец же не был смущен.

― Эмили, госпожа Армур хочет поговорить с тобой, о твоем унаследованном месте в ОФЖК. Твоей матери очень это нравилось. Надеюсь, что и тебе понравится.

Наконец-то я поняла, почему имя Армур было знакомо. Филип Армур был одним из самых богатых мужчин в Чикаго, и он держал большую часть своих денег в банке отца. Я повернулась к госпоже Армур, и улыбнулась, пытаясь говорить мягким и успокаивающим голосом, так же, как раньше говорила мать.

― Для меня будет большой честью унаследовать место матери в ОФЖК. Возможно, мы могли бы назначить время и место встречи для того…

Внезапно рука отца схватила мой локоть, и он сказал:

― Эмили, ты поговоришь с госпожой Армур прямо сейчас. ― По сравнению с моей мягкостью, голос отца был очень строг. Я слышала, как Эвелин и Камилла аж задохнулись от силы его голоса.

Тогда Камилла встала на мою сторону и сказала:

― Мы можем легко позвонить тебе снова, Эмили. Пожалуй, работа твоей матери более важна, чем наш глупый пикник.

― Да, действительно, — добавила Эвелин, когда мои подруги, торопливо продвигались к двери. ― Мы позвоним тебе снова.

Звук двери, закрывающейся позади них, показался для меня звуком закрывающегося гроба.

― Ах, хорошо, так будет лучше. Хватит глупостей, ― произнес отец, и выпустил мой локоть.

― Госпожа Армур, пожалуйста, присоединяйтесь ко мне в комнате, я скажу Мэри, чтобы она принесла нам чай, ― сказал я.

― Хорошо. Иди по своим делам, Эмили. Я увижу тебя за обедом. Хорошая девочка, хорошая девочка, ― хрипло сказал отец. Он поклонился госпоже Армур, а потом оставил нас наедине в фойе.

― Я могу сказать, что вы — девушка с превосходным характером, — сказала мне госпожа Армур, когда я привела ее в комнату матери. ― Я уверена, что мы во многом преуспеем, как было раньше с вашей матерью.

Я кивнула и согласилась, позволяя старухе говорить о важности женщин, посвятивших себя улучшению общества вызываясь добровольцами.

Во время тех недель, я поняла, насколько было нелепо то, что госпожа Армур, которая бесконечно читала лекции о важности единства женщин, стала одним из главных инструментов, который изолировал меня, от других девушек моего возраста. Как видите, Эвелин и Камилла не позвонили снова, чтобы попросить меня съездить с ними на пикник. Эвелин вообще не приходила ко мне с того утра. Камилла, ну, в общем, Камилла была другой. Чтобы потерять дружбу, понадобится гораздо больше времени.

***

Март прошел, в апреле, зимний холод был смягчен весной, которая пришла с возрождением души. Моя жизнь вернулась в норму.

Я управляю домашним хозяйством. Я добровольно вызываюсь кормить нищих и постоянно киваю и соглашаюсь со старухами, которые окружают меня, всё время разговаривая о том, что вскоре будет всемирная выставка, и что мы должны использовать все силы для того, чтобы огородить Чикаго от варварского сброда. Я ужинаю с отцом. Я смотрю, и я учусь.

Я научилась не перебивать отца. Ему нравилось говорить, пока мы ужинали. Говори — не говори. Мы с отцом не общаемся. Он говорил, а я слушала. Я полагаю, что мое место матери в домашнем хозяйстве, и на обеде соблюдалось, как память, и я действительно верила в это. Но скоро я начала замечать, что я вообще нечего не делала, кроме того, что исполняла роль сосуда, в который отец выливал свое ядовитое мнение о мире. Наши ужины превратились в его гневные монологи и претензии.

Я по-прежнему тайно разбавляю вино отца водой. Трезвый, он был резким, властным хамом. Пьяный, он был страшным. Он не бил меня, он никогда не бил меня, хотя я почти хочу, чтобы он это сделал. По крайней мере, это было бы верным и внешним признаком его злоупотребления. Что делает отец вместо этого, прожигает меня своими глазами. Я начала ненавидеть его горячий, проницательный взгляд.

Хотя, как это может быть? И, лучше спросить, почему? Почему мне не нравится его простой взгляд? Ответ на этот вопрос, я надеюсь, будет найден здесь, на страницах этого дневника.

***

Камилла посещала меня, хотя все реже и реже. Проблема была не в том, что наша дружба закончилась. Несколько! Мы все еще были близки, как сестры.

Проблема состояла в том, что мы все меньше и меньше времени могли проводить вместе. Госпожа Армур и отец решили, что я должна продолжить работу матери. Таким образом, я разливала суп несчастным голодающим и раздавала одежду бездомным, которые плохо пахли, три дня в неделю. Оставалось всего два дня из пяти для Камиллы, именно в те дни она приходила ко мне в гости, когда отец был на работе. Мне хотелось убежать, хотя было очевидно, что спастись невозможно.

Я попыталась убежать из Дома Вейлоров и поговорить с Камиллой — как я хотела сделать это раньше, до смерти матери. Я пыталась это сделать четыре раза; и отец каждый раз мешал мне. Первый раз, уезжая поздно по своим банковским обязанностям, отец увидел, как я спешно уезжала на своем велосипеде. Он не вышел на улицу, чтобы позвать меня назад. Нет. Он послал Карсона за мной. Бедный, пожилой камердинер покраснел и стал похож на спелое яблоко, пока бежал вдоль Южной-Прери-авеню, догоняя меня.