Проклятие любви - [62]

— Затылок надо подстричь до корней, подкоротить по бокам, а больше трогать ничего не надо. Я хочу отрастить волосы.

— Но у норманнов другая прическа, — возразила девушка.

— Мне всегда нравился саксонский стиль. Лысым ходить я не хочу, поэтому приходится хитрить.

Райна знала, что многие норманны перенимают саксонский стиль. Томас позволял своим людям следовать чужой моде, но сам отказался, говоря, что вассал короля Вильгельма должен походить на норманна, а не на варвара. Максен, видимо, отличался от Томаса.

Взяв ножницы, девушка разделила густую копну волос и принялась за дело. Сверкали серебряные лезвия, раздавался хруст разрезаемых волос, сопровождаемый шелестом страниц.

— Любопытно, — заметила она, — саксонка стоит над норманном, держа в руках оружие. Вы не боитесь, что я могу причинить вам вред?

— Не боюсь, — не поднимая головы буркнул Максен.

Райна застыла, не успев донести ножницы до головы, и ждала, когда он поднимет глаза. Тот почувствовал ее взгляд, но продолжал листать книгу.

— Почему вы мне доверяете в этом и больше ни в чем?

Подавив вздох, рыцарь оторвался от книги:

— Вы лжете, Райна. Слава Богу, не для своей выгоды, а ради других. У вас воля, какую редко встретишь у женщин, и мне приходится быть начеку, но вы не способны на убийство.

— И все же вы считаете меня виновной в смерти Томаса, — напомнила саксонка и тут же укорила себя за необдуманные слова.

К ее удивлению, Пендери остался спокоен, только крепче сжал губы.

— Вина за содеянное и убийство — не одно и то же, Райна. Мы уже установили, что его убил этот ваш незнакомец, скрывшийся в лесу.

Надо бы закончить на этом разговор, но Райна не могла остановиться.

— Но я все же виновна, не так ли?

— Вы так думаете?

Она растерянно заморгала. Тайный голос шептал, что не надо пускаться в рассуждения о Томасе, но она не прислушалась к нему.

— Я хотела сбежать от него. Я не желала его смерти.

Пендери, помолчав, спросил:

— А вот Эдвин желал, да?

В голосе норманна ничего не слышалось враждебного, и девушка, сбитая с толку, ответила не сразу:

— Они сражались, но, клянусь, Эдвин не убивал его.

— Верно, — проговорил рыцарь и, глядя в широко открытые глаза девушки, поинтересовался, — почему вы не ушли с ним?

— Мне… я… мне следовало бы это сделать, — замялась она, стараясь не вызывать в памяти тот ужасный день, — но я не могла оставить Томаса одного.

— Почему?

Как так вышло, что замечание о ножницах вдруг привело к такому тяжелому разговору?

— Я не любила Томаса, но он мне был небезразличен. Ваш брат считался неплохим человеком.

— И глупым, — рявкнул Пендери, — ему надо было не удерживать вас, а отпустить.

И рыцарь неожиданно рассмеялся:

— Похоже, я такой же болван, и если бы вы вздумали сбежать от меня, я бы тоже пустился в погоню.

Посерьезнев, рыцарь осторожно коснулся ее подбородка:

— Любопытно, Райна, вы тоже принесете мне смерть?

Девушка покачала головой:

— Раньше я хотела это сделать, но сейчас, обещаю, не буду даже пытаться. Я буду нести свой крест здесь, в Этчевери.

— А если Эдвин опять придет за вами?

— Неужели вы не понимаете? Я не пошла с ним в прошлый раз, так почему должна идти в другой?

— А он вернется?

Райна нахмурилась:

— Этого я не знаю. Если Харволфсону удастся освободить Этеля и тех четырех саксов из темницы, то только они пойдут за ним. Хотя не стоит рисковать ради пятерых.

Максен убрал руку.

— Да, но саксы привыкли рисковать, — заметил он, вновь погрузившись в раздумья.

Райна догадывалась, о чем он думает.

— Максен, прошу, не надо ничего плохого делать Этелю и остальным. Они могут не подчиниться вам и не признать своим лордом, но все же это хорошие люди.

Девушка сказала так обо всех, но, честно говоря, знала только Этеля.

— И что вы предлагаете мне делать? Освободить их?

— Я бы очень этого хотела, — призналась она. Но себе говорила, что требует слишком многого. Рыцарь раздумчиво потер подбородок:

— Лучше бы всех послать на виселицу, — изрек он, — я бы обезопасил себя.

— Тогда почему вы этого не сделали?

— Что-то в них восхищает меня. Я не могу ни в чем винить людей, готовых идти на плаху за свою веру.

«Господи, что за день неожиданных признаний», — подумала Райна. Ей никогда бы не пришло в голову, что Максен способен на такие откровения. Зато теперь понятно, почему он до сих пор не расправился с пленниками.

— Что вы будете делать?

— У них было достаточно времени на размышления. Может, они подумали и присоединятся к остальным.

— А если они не передумали?

Рыцарь провел резко по волосам.

— Я восхищаюсь ими, Райна, и не могу говорить одно, а делать другое.

— Знаю, — еле слышно произнесла она.

— Продолжайте, — приказал Максен.

Взяв ножницы, она поднесла их к его волосам, но вновь и вновь мысленно возвращалась к их разговору. Почему он не заговорил с ней об этом — загадка. Ей казалось, что между ними непробиваемая стена непонимания. И вдруг в этой стене — брешь…

Волосы Максена уже усыпали пол. Саксонка попросила его:

— Повернитесь.

Молча рыцарь перебросил ноги через скамью и они оказались лицом к лицу. Ну вот, теперь ей приходится стоять между его бедрами. А ей вполне довольно нескольких минут, которые они провели рядом. Не глядя ему в глаза, она попробовала встать с правой стороны, но рыцарь не позволил.