Проклятие лорда Фаула - [43]

— Губитель! — воскликнул он. — Насильник!

Он приближался, размахивая ножом. Кавинант был вынужден отступать до тех пор, пока не оказался по щиколотку в ручье, в холодной воде. Этиаран бежала к ним, хотя была слишком далеко, чтобы успеть очутиться между Кавинантом и ножом.

С его ладони капала кровь. Биение сердца пульсацией отдавалось в порезах, в кончиках пальцев. Он услышал повелительный окрик Этиаран:

— Триок!

Нож мелькнул еще ближе. Кавинант видел его так ясно, словно тот был выгравирован на его глазных яблоках.

Пульс бился в кончиках пальцев. Молодой человек подобрался, чтобы нанести смертельный удар. Этиаран снова крикнула:

— Триок! Ты что, с ума сошел? Ты дал клятву Мира!

В кончиках пальцев?

Стремительно вскинув руки, Кавинант уставился на них. И взгляд его внезапно затуманился благоговением. Он перестал воспринимать происходящее вокруг. — Это невозможно! — прошептал он в неимоверном изумлении. — Невозможно!

Его немые, пораженные проказой пальцы испытывали самую настоящую боль.

Этиаран приблизилась к ним и остановилась, скинув свой рюкзак на землю. Она словно бы загипнотизировала Триока: он злобно рвался к Кавинанту, но не мог переступить какой-то невидимой черты. Задыхаясь от ненависти, он выкрикнул:

— Его надо убить!.. Губитель!

— Я запрещаю! — воскликнула Этиаран.

Сила ее повеления подействовала на Триока как физический удар. Пошатнувшись, он сделал шаг назад, поднял голову и издал хриплый стон разочарования и ярости.

Голос Этиаран словно прорезал этот звук.

— Лояльность — твой долг. Ты дал клятву. Уж не хочешь ли ты навлечь проклятье на Страну?

Триок вздрогнул. Одним конвульсивным движением он метнул нож вниз, так что тот по рукоятку ушел в землю у его ног. Гневно выпрямившись, он прошептал Этиаран:

— Он изнасиловал Лену. Прошлой ночью!

Кавинант все еще не воспринимал ситуацию. Боль ошеломила его, она была сенсацией, роскошью, о которой забыли его пальцы: он не мог найти объяснения этому парадоксу, кроме как говорить про себя: «Невозможно! Невозможно!»

Он не замечал, что по запястью струится кровь, красная и человеческая.

Пораженный, он не был способен воспринимать окружающее. Тьма сгустилась в воздухе вокруг него. Все забурлило вокруг, словно расщелина наполнилась хлопающими крыльями, когтями, сверкающими прямо возле лица. Он простонал:

— Невозможно!

Но Этиаран и Триок были поглощены друг другом, их глаза избегали его, словно он был заразным пятном. Когда слова Триока дошли до нее, она упала на колени, закрыла лицо руками и прижалась лбом к земле. Плечи ее вздрагивали, словно она плакала, хотя и беззвучно; тем временем Триок безжалостно продолжал:

— Я нашел ее в горах, когда первые лучи сегодняшнего утра коснулись равнин. Ты знаешь, как я люблю ее. Во время сбора я наблюдал за ней, и мне не доставило радости то, как этот чужак пялился на нее. Я видел, что он чем-то прельщает ее, и мне казалось странным, что она с таким участием относится к человеку, о котором никто ничего не знает. Поэтому поздно ночью я пошел к Треллу, твоему мужу, и узнал, что Лена собиралась провести ночь с подругой — Терас, дочерью Аниории. Я пошел и спросил об этом у Терас — но ей ничего не было известно об этом намерении Лены. Тогда тень страха закралась ко мне в душу — ибо когда случалось такое, чтобы кто-то из наших людей солгал? Всю ночь я искал ее. И в первых рассветных лучах нашел, в разорванном платье и крови. Она пыталась убежать от меня, но слишком ослабла от холода, горя и боли, и через мгновение она бросилась в мои объятия и рассказала о том, что… Что сделал этот губитель…

Потом я отвел ее к Треллу, ее отцу. Предоставив ее его заботам, я бросился на поиски чужака с намерением убить его. Когда я увидел вас, то последовал за вами, полагая, что моя цель — это и твоя тоже, что ты уводишь его в горы, чтобы уничтожить. Но ты намерена спасти его — его, который изнасиловал Лену, твою дочь! Чем сумел он подкупить твое сердце? Ты запрещаешь? Этиаран, супруга Трелла! Она была ребенком, таким прекрасным, что любой мог заплакать от умиления, глядя на нее. И вот она растоптана — без жалости и угрызений совести. Ответь мне. Какое нам дело до клятв?

Яростное, неистовое хлопанье темных крыльев заставило Кавинанта пригнуться к земле, и он неуклюже скорчился в ручье. Сквозь его мозг проносились видения и воспоминания о лепрозории, о словах врача:

«У вас нет надежды!»

Он был сбит полицейской машиной. Он направлялся в город, чтобы оплатить свой телефонный счет лично. Голосом, бесцветным от страха, он бормотал:

— Не может быть!

Этиаран медленно подняла голову и раскинула руки, словно открывая грудь навстречу пронзающему удару с неба. Лицо ее было искажено горем, а глаза походили на темные кратеры страдания, глядящие внутрь, на ее подвергавшуюся тяжелому испытанию гуманность.

— Трелл, помоги мне, — тихо прошептала она.

Затем ее голос набрал силу, и ее боль, казалось, заставила воздух вокруг нее затрепетать.

— Горе! Горе молодым в этом мире. Почему столь тяжела она, ноша ненависти и зла? Ах, Лена, дочь моя. Я понимаю, что ты совершила. Понимаю. Это мужественный поступок, достойный похвалы и гордости! Прости, что я не могу быть рядом с тобой в этом испытании.