Проклятье музыканта - [66]

– Ты спишь что ли, Игнасио? – раздался над ухом грозный оклик, и бедный рыбак от неожиданности вздрогнул. Смелый он, не раз боролся со смертоносной стихией, а вот боится эту женщину.

– Скудненький улов сегодня. Рыбешка твоя мелковата. Не возьму, – вынесла приговор Исабель. – Неси своей бабе, пусть она коту отдаст.

Вот так, ни много ни мало. Коту.

– Да ты совсем ополоумела, Иса? – обиженно взревел Игнасио. И, видимо, то, что молчаливый рыбак вдруг подал голос, вызвало у хозяйки снисходительную усмешку. Иса повернулась еще раз к столу и, не глядя на рыбу, обронила:

– Ладно, возьму. Но много не дам. Мелковата рыбешка.

Игнасио вышел с хозяйкой в зал, где аппетитно стучали ложками рыбаки, наворачивая с хлебом галлисийский суп. Получил по указанию Исы от хозяина несколько монет и аккуратно спрятал их в карман. Затем, узрев свободное место за самым дальним столом, попросил принести ему рыбного супа и робко поинтересовался, будет ли играть хозяйский сын, пятнадцатилетний Уго.

– А куда деваться, – недовольно буркнула Иса. – Бездельник, только и знает, что бренчать на гитаре. Возьми уж его к себе, Игнасио! Научи делу! На кухне пользы от него никакой: то разобьет что-то, то опрокинет, а недавно маслом обжегся. Бестолковый! Одна музыка в голове.

Игнасио лишь усмехнулся в бороду: не права Иса – и права. Понять ее можно было: растили помощника, а получили бесполезного мечтателя, который грезит музыкой, в тонкой душе которого – мелодии. Но также понимал моряк и мальчишку, ибо сам болел музыкой. Когда-то он тоже мечтал играть, да только отец его, раз отхлестав ремнем, твердо преподал урок: жизнь – это рыбный промысел, а игра на гитаре – пустое занятие.

Слушая, как плачет под гибкими пальцами юноши гитара, Игнасио не мог сдержать улыбку. Пусть играет этот пацан, несмотря на недовольство и крики матери. Талант у него есть.

– Иди-ка сюда, – поманил он его пальцем, когда мальчишка отыграл свой репертуар. Уго охотно подошел, зная, что этот странный рыбак, который приходит в их таверну не ради знаменитого супа, а ради его непрофессиональной игры, попросит дать ему гитару.

– Дай-ка ее мне. – Игнасио пошарил по карманам, вытащил одну монету и сунул ее мальчишке в кулак. – На, купишь потом сластей.

– Ноты… – прошептал Уго, застенчиво и торопливо спрятал монету в карман бридж.

– Ну или ноты, – согласился рыбак. Прикрыл глаза, вспоминая показанные ему недавно мальчишкой аккорды, и робко коснулся струн. Конечно, получалось у него далеко не так, как у Уго, но все же сложилась мелодия – неровная, с фальшивыми нотами, но ведь сложилась же! На сухих губах моряка расцвела счастливая улыбка.

Время пролетело незаметно: вот уже опустел зал, смолк гулкий шум голосов, лишь доносится с кухни покрикивание Исы и щелканье клавиш кассового аппарата: хозяин подсчитывал выручку.

– Пора мне, – вздохнул Игнасио, передал мальчишке гитару и направился к кассе. Когда он протянул вырученные за утренний улов монеты, хозяин вдруг наклонился к самому его уху и прошептал:

– У меня есть одна вещь, которая наверняка тебе понравится. Вижу, увлечен ты тоже, как и мой пацан, бренчанием. А гитара-то у тебя есть? Нету? Будет. Идем.

Хозяин толстым пальцем поманил моряка за собой. И заинтригованный Игнасио отправился за ним следом. Они прошли в кладовую, пахнущую рыбой, хозяин откинул с одного бочонка крышку и извлек гитару.

– Вот. Прятал от моего пацана. Главное, чтобы не попалась ему на глаза. Ему и одной хватит. Берешь? Возьму недорого.

Игнасио уже не слушал, что ему говорил хозяин таверны. Взяв в руки гитару, он жадно ее ощупывал, трогал струны, поглаживал корпус.

– Нравится? – даже не спросил, а констатировал хозяин. – Два дня назад ее тут один солдат оставил. Забыл и так и не вернулся. И не вернется: видели, как его забрала полиция. Бывший республиканец, говорят. Берешь?

Хозяин назвал цену, и Игнасио растерянно уставился на инструмент:

– У меня столько сейчас нет.

– Отдашь завтра. Рыбой. Главное, чтобы моему пацану на глаза не попалась.

Уходил Игнасио такой счастливый, каким не чувствовал себя уже очень давно. Да и чувствовал ли вообще когда-либо? Странное ощущение, что наконец-то он обрел свою душу, без которой прожил тридцать пять лет, сопровождало его весь путь до дома. И не важно, что потом опостылевшая жена его, Кончита, визжала и брызгала слюной, узнав, что всю выручку он отдал за инструмент. Не важно. Когда жена хлопнула дверью, скрывшись на кухне, Игнасио взял гитару и внимательно ее осмотрел. В скольких руках она уже побывала? Он с нежностью провел по орнаменту, нанесенному не краской, а стружкой, а затем, закрыв глаза, коснулся струн. Голос ее, нежный, протяжный, звонкий, заструился в воздухе. Она. Она будто создана для него. Он, скорее неумеющий играть, чем умеющий, сумел выдать не ней вдруг довольно сложный пассаж. Музыка будто сама лилась из-под его пальцев, тревожила душу, наворачивалась на глаза неожиданными слезами. Моряк, закрыв глаза, трогал неумелыми пальцами струны, полностью растворившись в этой магии. В какой-то момент ему вдруг увиделся другой музыкант – смотрящий перед собой невидящими глазами, погруженный в свои внутренние видения, с мечтательным выражением на простоватом лице. Кто был тот человек?