Проклятая сабля крымского хана - [62]

Послы Ивана молчали, но Девлет Гирей чувствовал их несогласие. Вряд ли с этим согласится и Иван IV. Что ж, пусть так.

— Если царю придутся не по нраву мои слова, передайте, что я отдам Астрахань турецкому султану, — произнес Девлет Гирей более грозно. — Он спит и видит, когда это произойдет, и наверняка окажет поддержку, решись я послать войско к Астрахани.

Девлет Гирей знал, что говорил. Астрахань давно привлекала внимание османов.

Захват города русскими перекрыл старый маршрут, очень важный для Турции, которым ходили купцы и паломники между Бухарой и Кавказом. Кроме того, в Стамбуле у султанского сановника Касима возникла идея грандиозного проекта — построить канал, соединяющий Волгу и Дон, по нему предполагалось перебросить турецкий флот из Черного моря в Каспий и высадить на персидском побережье десант. Это должно было помочь победить Персию, с которой велась война. Сулейман Великолепный не очень-то верил в эту идею и послушал своего двоюродного брата, говорившего о ненужности такого канала. Хитрый Девлет не хотел, чтобы влияние Турции распространялось все дальше и дальше. Но вскоре после этого разговора Сулейман умер, и на трон вступил его сын Селим II. Его Касиму удалось убедить с легкостью. Селим назначил Касима руководителем экспедиции и приказал крымскому хану оказывать ему всяческое содействие. Девлет Гирей пообещал, однако спросил у султана как бы между прочим, одобряет ли он новый поход на Москву. Султан ответил уклончиво — ни да ни нет, и хитрый крымский хан счел это знаком согласия. Мустафа-ага развил бурную деятельность по подготовке нового похода. Он постоянно информировал Девлет Гирея о том, что происходит на Руси, и происходившее не могло не радовать обоих. Иван IV обрушил свой гнев на талантливых воевод, которых в Крыму считали самыми грозными противниками. Многие были казнены. Война с Ливонией оттянула большую часть войска к западным границам.

— Вы знаете о том, что многие из тех, кто сочувствует нам, готовы помочь, когда мы пойдем на Москву, — говорил он хану. — Есть такой сын боярский, Кудеяр Тишенков. Парень броды хорошо знает, может провести нас короткими и безопасными дорогами.

Мельком взглянув на визиря, Девлет Гирей, который с каждым днем чувствовал себя все лучше и лучше, отметил про себя: он давно решил идти в поход. Но чтобы это решение не выглядело единоличным, хан собрал военный совет. Бородатые мирзы и князи наперебой говорили о желании наказать русских, ни один из военачальников не усомнился в надобности похода, и крымский хан назначил дату выхода. Гонцы сообщали: татарскому войску придется преодолеть две линии обороны, особого перевеса у крымского войска нет, но если учесть все обстоятельства, лучшего времени для выступления трудно найти. Может, такой шанс больше не выпадет. Ободренный военачальниками (в конце концов, если что, не его обвинят в поражении), в начале дождливого апреля крымский хан перешел горную речушку Альму, двинулся к Перекопу, пополняя по пути свое войско ногайцами, кочевавшими в обширных степях. Девлет Гирей хотел пойти сначала на Тулу, покорить этот маленький русский городок, воины которого лишили его самого дорогого. Он гнал войско, давая лишь короткие передышки, чтобы накормить скот, и военачальники поражались его выносливости. Еще недавно они считали, что дни Девлет Гирея сочтены… И вот произошло чудо. Он прибавил в весе, лицо потеряло бледность, глаза горели решимостью, руки и ноги налились силой. Как в добрые времена, крымский хан мог многие часы проводить в седле, мощные руки легко перерубали пополам барана. Мирзы, пошептавшись, решили, что сабля, утерянная где-то в тульских степях и наверняка находившаяся в стане русских, звала его к себе, требовала, чтобы он освободил ее из плена, обещала победы — и дряхлый воин снова почувствовал себя богатырем.

Через несколько дней Девлет Гирей подошел к устью реки Кромы, где его поджидал худой тщедушный человечек с желтым лицом, немного смахивавший на обезьяну. Увидев хана, он спрыгнул с белой, в черных яблоках, кобылы и бросился на колени:

— О великий хан! Я счастлив видеть тебя!

Что-то неприятное было во всем его облике, Девлет брезгливо поморщился и хотел объехать этого человека, но подоспевший мирза пояснил, что перед ним Кудеяр Тишенков, тот самый боярский сын, который готов провести их войско вброд. Это не уменьшило чувства брезгливости и презрения. Девлет Гирей подумал, что крымские ханы всегда ценили преданность и жестоко расправлялись с предателями. Предатель есть предатель. Сегодня он помогает одним, завтра — другим. Разве ему можно доверять? Этот вопрос он и задал доверенному лицу — Мустафе-аге, еле державшемуся в седле от усталости и поглаживавшему больную поясницу.

— Кудеяр ненавидит Ивана Четвертого, — шепнул он. — Впрочем, можете в этом убедиться.

Тишенков продолжал бить лбом о мокрую землю, не вытирая комочков грязи, прилипших к бледным щекам. Девлет Гирей спрыгнул с коня и подошел к нему. Лицо предателя расплылось в угодливой улыбке, и она тоже была противна хану.

— Значит, Кудеяр — боярский сын, — хрипло проговорил Девлет Гирей. — Желаешь помочь мне победить своего государя. А отчего такая нелюбовь к нему? Да поднимись ты, хватит глину лбом месить.