Проклятая сабля крымского хана - [61]

— Не бойтесь, мы ничего никому не скажем, — пообещал Ломакин. — Нам это не нужно. Если все закончится хорошо, мы получим деньги и уедем из страны.

Завьялов кивнул и поднялся:

— Что ж, не смею вас задерживать. Желаю удачи.

Он протянул Ломакину руку, но тот сделал вид, что не замечает ее. Павел понимающе улыбнулся и вышел.

— Заряди на всякий случай мобильный, — посоветовал Андрей. — Я выставлю на своем время на будильнике. Готовься встать в половине третьего. В три мы должны покинуть эти гостеприимные владения. А сейчас продолжай отдыхать. Нам предстоят такие испытания, которые тебе и не снились. Это я к тому, чтобы ты набралась сил. С болотами мы справимся, обещаю.

— Это самое главное, — прошептала Жанна и опустила голову на подушку. — Я буду делать все, что ты мне скажешь.

— Тогда постарайся заснуть. — Он слегка коснулся ее светлых волос. — До завтра. — Ломакин сжал кулак, показывая, что все у них получится, и вышел. Жанна закрыла глаза. Она знала, что уснуть сегодня ей не удастся.

Глава 32 1571 год. Крым

Прошло больше десяти лет, как Девлет Гирей вздумал замириться с Иваном IV. Хитрость царя — усыпить бдительность крымского хана и выбрать удобное время для нападения — удалась лишь отчасти. Обе страны получили кратковременную передышку, именно кратковременную, потому что уже через год Девлет раскусил Ивана Васильевича и снова совершил набег на его земли. Его прогнали, но он не успокоился, повторил нападение еще дважды и от постоянных поражений и переживаний сильно занемог. Болели ноги, руки — да что там ноги и руки… Все тело будто горело огнем, пламя, казалось, пожирало его изнутри, и приближенные Девлета думали, что он уже не оправится. Сначала так думал и хан. Пятьдесят девять лет — серьезный возраст, не все ханы доживали до него. А он за эти годы успел сделать очень многое. Пусть даже не покорил Москву и не вернул саблю. Потеряв прежнюю живость, крымский хан часами лежал на постели и вспоминал прошлое. Мустафа-ага, тоже сильно постаревший и подряхлевший, выполнял его каждое поручение и старался поддержать ослабевшего господина.

— Нельзя вам умирать, — сказал он, помогая Девлету войти в любимую беседку и усаживая его на подушки. — Неспокойно в вашем царстве. Крымские беи всегда ждали удобного момента, чтобы посадить своего человека. Никому нельзя доверять, мой господин, в том числе и вашим детям. Молодежь — она по-другому смотрит на все вокруг, уже не чтит так султана, хотя многим обязана именно ему. Купит их царь Иван — и переметнутся к нему. Пойдут прахом все наши завоевания. Умоляю вас, соберитесь с силами, ударьте по царю, поставьте его на место — а там и умирать можно.

— Худо мне, Мустафа-ага, — отвечал Девлет Гирей, еле удерживая пиалу с ароматным чаем из горных трав в дрожащих руках. — Боюсь, не осилить мне царя русского. Эх, была бы сабля — ни минуты бы не задумывался.

— Аллах только ведает, где ваша сабля. — Мустафа-ага хмурил поседевшие густые брови. — Не надо на то уповать, что от нас далеко. Вы и без сабли с ним справитесь. Гонцы наши донесли, Иван готовится к войне с Ливонией. Вот вам и удобный момент. Не потянет он войну на два лагеря.

Тусклые больные глаза хана заблестели, оживились.

— Думаешь, мира запросит?

— Другого выхода у него нет, — кивнул визирь, — чтобы наши набеги не оттягивали немало людей из его армии. Если вам интересно мое мнение — ждите со дня на день его посольство.

Девлет Гирей отхлебнул горячий терпкий напиток и поморщился:

— А что, если помириться? Его казаки нам очень досаждают. И вообще, могу я хотя бы умереть спокойно?

Визирь улыбнулся в рыжеватую бороду:

— Не можете вы умереть сейчас, мой господин. Больно уж удобен момент для того, чтобы царя прижать. Кроме того, и ваша семья, и татарская знать против. Астраханские мирзы умоляют, чтобы вы освободили их от гнета русских. Как только придут послы — требуйте: хотят мира — пусть отдадут Крыму Астрахань.

Девлет задумался и смахнул мутную каплю пота с заострившегося кончика носа.

— А что с Казанью? Она тоже просила об освобождении.

— Пусть посадит там ханом одного из ваших сыновей, — предложил Мустафа-ага. — Если он на это согласится, нам будет легче отобрать и Казань.

Крымский хан тяжело вздохнул:

— Задумано неплохо. Что ж, посмотрим, какой ты пророк. Когда мне ожидать посольство из Москвы?

— Со дня на день, великий хан, — поклонился Мустафа-ага, гримасничая от боли в пояснице. — Вот увидите.

* * *

Девлет Гирей никогда не сомневался в мудрости своего визиря, но в который раз поразился его прозорливости, когда через два дня прибыли послы от Ивана Васильевича. В царской грамоте говорилось: Иван хочет мира. Девлет Гирей, развалившись на троне, старался не показать послам свой недуг, но те все равно отметили поразительную бледность лица и неестественную худобу хана.

— Передайте царю, — сказал он, — что я всегда хотел с ним мира и старался выполнить его условия. Сегодня я ставлю свои. Астрахань должна быть возвращена, в Казани возрождено ханство. Да, пускай оно остается вассальным, но на троне должен сидеть один из моих сыновей. — Хан сделал паузу, словно пытаясь вспомнить еще что-то важное. — И еще. Москва давно не платила мне дани…