Проклятая сабля крымского хана - [12]

Так думал Девлет Гирей, пока корабль на всех парусах несся к Крымскому полуострову. Когда он причалил к родной земле, золоченая карета, менее роскошная, чем в Стамбуле, повезла его во дворец. Юноша завернул саблю в несколько слоев парчи и надежно спрятал в корзине. Никто из его родственников, даже мать, не должен знать о ней. Долгое нудное путешествие по разбитым дорогам — и вот наконец дворец, где он родился и провел восемь лет. У ворот его уже ожидали крымские беи с рыжеватыми бородами, надеясь на перемены в государстве. Им удалось сместить ненавистного Саадет Гирея, который решил сделать из татар турок, и произошло это довольно мирно. Бесконечные смуты и заговоры в стране надоели уставшему от власти хану. Он от всего сердца желал Крыму добра, но Крым не принимал его идей. Неблагодарные подданные никак не хотели превращаться в любимых турок. Саадет Гирей понял, что ему достался плохой народ. За девять лет правления хану так и не удалось создать себе в Крыму «маленькую Турцию» и сделать свою столицу «пригородом Стамбула» — своего идеала. В конце концов хан принял решение отречься от престола и уехать жить в Стамбул, самый любимый, самый красивый город на свете, и наслаждаться мирным морем Босфора и нежно журчащими фонтанами султанского дворца. Девлет Гирею уже не суждено было увидеть своего дядю и отчима — они разминулись в пути. Мать, совсем высохшая, здорово постаревшая, осталась во дворце, с нетерпением ожидая сына. Девлет Гирей поздоровался с поклонившейся ему знатью и прошел через ворота во двор. Вот и беседка, в которой восемь лет назад отчим сообщил ему о его поездке в Стамбул. А вот и мать, одетая в малиновый кафтан, плотно обтягивающий худощавый стан, с золотым галуном на высохшей груди, в бархатной шапочке под цвет кафтана, украшенной золотыми монетами, протягивает к нему худые костлявые руки:

— Наконец ты вернулся, сынок! Ты стал настоящим воином, слава Аллаху!

Юноша смущенно поправил тюрбан.

— Я старался, мама.

Он еле сдержал предательскую слезу, показавшуюся в уголке глаза.

— Мой дорогой мальчик. — Селима взяла его под руку и повела в беседку. — Давай немного посидим здесь.

Девлет сделал несколько шагов и остановился:

— Я не могу, мама. Люди ждут меня, наверное, уже полдня. Я должен с ними поговорить. Так велел Сулейман.

Фиолетовые губы припали к его уху:

— Мальчик мой, остерегайся своего дядю Сахиба, — прошептала мать. — Он пытался сместить Саадета, делая вид, что помогает ему. Своими интригами вместе с Ислямом Гиреем он сделал все, чтобы его возненавидели. Аллаху известно, я не любила Саадета, он не смог заменить мне Мубарека, но Сахиб и Ислям гораздо страшнее и опаснее его.

Юноша наклонил голову, внимательно слушая женщину.

— Если Сулейман примет решение назначить тебя, ты должен хорошо подумать, кого выберешь калгой, — продолжала мать. — От этого многое зависит. Приглядись к мурзам Саадет Гирея, может быть, выберешь кого-нибудь из них. — Она вдруг оборвала себя, сжалась, словно стала меньше ростом, и Девлет, проследив ее взгляд, увидел высокого мужчину, в длинном чекмене и штанах с широким поясом, очень похожего на своего отчима: такие же хитрые узкие лисьи глаза, острый нос, желтая смуглая кожа, тонкие губы. Юноша догадался, что это его дядя Сахиб Гирей.

— Капы-кулу [2] сказали мне, что ты прибыл, дорогой. — Он распахнул объятия, принимая Девлет Гирея. — Так получилось, что я загостился во дворце своего брата, который теперь принадлежит тебе. — Ох, до чего неприятна была его усмешка — прямо шакал! — Ты ведь не выгонишь меня?

Юноша покачал головой:

— Конечно, нет, дорогой дядя.

— Отлично, — кивнул Сахиб и положил тяжелую смуглую ладонь на плечо племянника. — Пойдем в покои, мой дорогой. Ты устал с дороги и, наверное, хочешь есть.

Девлет Гирей не стал отказываться. Он действительно устал после долгой и утомительной дороги и чувствовал голод. Мать и дядя провели его в комнату, довольно просторную, стены которой были увешаны коврами и оружием. На полу служанки разостлали скатерть, положили подушки и теперь суетливо уставляли скатерть разными яствами: вяленым конским мясом, пирогами с мясом — кобете, рисом. По краям расставлялись напитки: айран, язма, буза.

Девлет с наслаждением опустился на мягкие подушки и поблагодарил Аллаха. Он не забыл, что у татар издавна уважительно относились к еде. Запрещалось выбрасывать на землю даже маленький кусочек или ругать кушанье. Оно всегда рассматривалось как благодать Аллаха. Мать часто цитировала строки Корана: «Верующие! Ешьте из тех благих снедей, какими мы наделяем вас, и благодарите Бога, если вы ему поклоняетесь. Он запретил вам в пищу мертвечину, кровь, свинину и то, что было заколото с именем других, а не Аллаха».

Омыв руки из сосуда, заботливо поднесенного служанкой, Девлет принялся за еду. Он брал всего понемногу и ел с большим аппетитом. Сахиб лукаво посматривал на племянника своими хитрыми глазами, и это раздражало и пугало юношу.

— После обеда я покажу тебе комнату, приготовленную для сна, — сказал он. Однако Девлет покачал головой:

— Я хотел бы прогуляться по окрестностям. Сон никуда от меня не уйдет, впереди целая ночь. Я соскучился по родной земле, дядя.