Прокаженные - [95]
Женщина отвела лицо, поежилась при воспоминании о своем лице.
- Я тоже не верила, — тихо уронила она, — думала — такой на всю жизнь останусь…
Это была Василиса Рындина, прежняя обитательница больного двора. Лет пять назад выздоровела и уехала. И вот снова она стояла перед Сергеем Павловичем — румяная, красивая, на этот раз уже не в качестве прокаженной, а как гостья, прибывшая в лепрозорий показаться Сергею Павловичу, посоветоваться, проверить еще раз, насколько прочно выздоровление.
Осматривая ее кожу, крепкую мускулатуру, Сергей Павлович только крутил головой — от прежнего тяжелого состояния, от страшного ее лица, при виде которого морщились иногда даже видавшие виды обитатели здорового двора, не осталось никаких следов. Перед Туркеевым стоял как бы новый человек — полный силы, бодрости и здоровья, с лицом "настоящей русской красавицы", как назвал он Рындину вчера, при первой встрече:
Она рассказывала:
- Живу в Харькове, замужем, имею двух ребят. Работаю на заводе бригадиром, получила премию — месячный отпуск, решила приехать, проведать вас.
- Молодец, — одобрил Сергей Павлович, продолжая любоваться ею как произведением, созданным его собственными руками.
- А вы такой же, Сергей Павлович, — и веселый, как прежде, и ничто вас не берет…
- А что меня, батенька, взять может? Мне иначе нельзя. Такая моя должность — не вешать носа. Нельзя, не разрешается.
На второй день после приезда Рындина посетила больной двор и расстроилась, встретив человека, которого не ожидала здесь увидеть. Она, может быть, прошла бы мимо, не узнав, не заметив, но он сам окликнул ее.
Взглянув на человека, Василиса вздрогнула: перед ней стоял кто-то сгорбленный, удрученный, с перевязанной рукой, с лицом, изрытым язвами, такой бедный, приниженный…
- Кто это? — прищурилась она, стараясь опознать в страшном лице знакомые черточки.
- Вишь, не узнала, — грустно сказал тот. — Да ведь это я — Пичугин…
- Пичугин? Власыч? — и она ужасно обеспокоилась, продолжая вглядываться в него, точно не веря.
- Он самый. Вишь, какая ты красавица стала, — говорил он, разглядывая ее.
Рындина вспомнила, как за несколько месяцев до ее выписки Пичугин уезжал отсюда — тоже здоровый и радостный. Стоял солнечный майский день, вся степь дымила цветами, и Пичугин радовался, как ребенок. Все были уверены: он не вернется уже никогда, конец, выздоровел… И вот…
- Что ж это такое, Власыч? — всплеснула она руками, потрясенная горестным видом Пичугина.
- То самое, то самое, дорогая, — смотрел он на нее скорбными глазами, как бы стыдясь собственного вида.
- Подожди, как же это вышло? — огорчилась она и смотрела на него, чуть не плача.
- А как видишь — довелось. Теперь, надо думать, — совсем, — прошептал он.
- Зачем ты так говоришь? — попыталась она ободрить его, чувствуя, как голос ее дрожит и сама она не верит тому, о чем говорит. — Теперь лечат и быстрее и лучше… Не то, что в наше время…
- Говорят, — отозвался он безнадежно.
- Как же все-таки у тебя это вышло? Простудился иль что?
- А так, ехал я тогда отсюда… Сам думал, что не вернусь… Ну, поступил на завод, молотобойцем… Силы, думаю, теперь хватит. И верно: много силы было, пудовым молотом молотил и устали не знал. Целый год работал — ничего. А там у нас на заводе души были, чтоб, значит, обмываться после работы… Штук десять душей… У тебя пятен нет на теле никаких аль есть? — живо спросил он, как бы вспомнив что-то.
- Нет.
- А у меня кое-что оставалось. Ну, обливаешься водой, и даже забывать начал. А один раз подошел ко мне кузнец, говорит: "А ведь ты, парень, прокаженный, вон у тебя, говорит, что на теле!" И всех как ветром от душей, — дескать, как бы не заразиться… А меня — оторопь. Как же так, говорю: я ж излечимши, и бумажка у меня есть, братцы-товарищи… Не верят — и все тут.
Прокаженный, говорят, ты. Покажи, говорят, бумажку эту индюкам, а мы и так видим. Весь цех начал сторониться, даже собрание устроили, резолюцию постановили: удалить. Тогда я к заводскому врачу… Так и так говорят, доктор. Какой же я прокаженный? Осмотрел. Верно, говорит, никакой проказы у тебя нет. Был, говорит, прокаженный, это верно, а теперь нет. И на собрание даже вышел, сказал — дескать, не бойтесь и не обижайте этого человека… Не помогло. Все сторонятся, опасаются. И как только под душ — так все вон оттуда, будто от разбойника… Товарищи, говорю, братцы, ведь сам доктор сказал, как же?.. Врач — врачом, говорят, а ты от нас держись подальше. Все, какие были, друзья, так и те отшатнулись. Людей много, а я один среди них.
Вот как!.. Ну а потом стал расстраиваться. Придешь домой — один. Все боятся, все обходят… Ночи подряд не спишь, думаешь: за что? А еще через два года начались язвы… Вот как, — вздохнул он и посмотрел на Василису скорбными, тихими глазами. — Вот как, — повторил он. — Ты, Василиса, смотри на меня и помни: никому не сказывай, что она у тебя была, боже сохрани! И даже мужу не сказывай, ежели еще не сказала, и никому. В рот воды набери, язык пришей…
Сразу все откачнутся, и горько будет… А горькое она любит, на горькое она — как пьяница на водку… Не сказывай никому…
Шилин Георгий Иванович (14/11/1896, г. Георгиевск, ныне Ставропольского края – 27/12/1941, Коми АССР) – прозаик. После окончания городского училища был конторщиком, разносчиком газет. Начал сотрудничать в газете «Терек». Участник первой мировой войны. В годы гражданской войны и в начале 20-х годов был редактором газеты «Красный Терек», «Известия Георгиевского Совета», широко печатался в газетах юга России, в «Известиях» – как поэт, очеркист, фельетонист. В 1928 переехал в Ленинград и перешел на литературную работу.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.