Произведение в алом - [200]
палку: когда наступит кейф, эта палка превратится в лестницу. По ней вы и будете карабкаться вверх...» - «И куда я попаду?» -«На небо!» - спокойно прозвучало в ответ... Тридцать грамм? На небо? Гм... Сейчас, когда друг медик предостерег меня, мой эксперимент показался мне крайне сомнительным, и я решил ограничиться для начала десятью граммами.
На следующий день, это была суббота, за которой следовали два выходных дня, я пригласил к себе несколько друзей - в качестве свидетелей моего восхождения «на небеса». Около трех часов дня я выпил раствор гашиша и поймал себя на мысли, что сам себе кажусь эдаким самозваным и давно поблекшим Сократом с чашей цикуты[182]. Прошел час - ничего. Пробило шесть - ничего...
- Вам подсунули «липу» вместо гашиша, - раздраженно буркнул мой друг медик и принялся рассматривать на свет флакон с уксусной эссенцией, которую он прихватил с собой на случай, если понадобится противоядие.
Я нетерпеливо расхаживал из угла в угол. Внезапно мне показалось, будто я стал на четверть метра выше и на ногах у меня котурны. При этом внешний мир я ощущал ясно и четко, мои органы восприятия нисколько не замутнели. Меня охватило какое-то «ледяное опьянение» - так бы я назвал то состояние, в котором сейчас находился, - и с каждой минутой оно становилось все сильнее и мучительнее. Впрочем, «опьянение» - это явно не то слово, оно не передает и малой толики того странного чувства, которое овладело мной: мои ощущения не притупились, как при алкогольном опьянении, напротив, они неописуемо обострились. Едва слышные шорохи я воспринимал как раскаты грома. И ни малейших признаков какого-либо восторга, экзальтации или экстаза - мной, скорее, владела какая-то духовная трезвость, ничего подобного я в своей жизни никогда не испытывал.
- Проклятье, мы совсем забыли о бамбуковой палке! - про бормотал мой медицинский друг, когда я ему рассказал о своих ощущениях. - Как же вы будете взбираться на небо?
- Какое уж тут небо! Впрочем, кто мог предположить, что вся эта история с гашишем окажется такой скучной и тривиальной... - бросил я в ответ.
Между тем - я и не заметил, как это произошло, - чувство приподнятости усилилось настолько, что мне уже казалось, будто я парю в воздухе. Поразительно отчетливо видел я чудесные пейзажи: гигантские глетчеры и тропические ландшафты, дремучие леса и какие-то странные, расцвеченные всеми цветами радуги пустыни проплывали подо мной. Однако все эти удивительные видения не заставили меня потерять голову - ни на мгновение не забывал я, где в действительности нахожусь, вот только эта банальная «действительность» явно проигрывала тем фантастическим образам, которые непрерывной чередой разворачивались пред моим восхищенным взором. Некоторое время я молчал, так как эти экзотические видения целиком завладели моим вниманием, заставляя все пристальнее всматриваться в них: не откроется ли моим глазам нечто такое, что послужит доказательством реальности этих невиданных доселе стран - быть может, какой-нибудь человек или что-нибудь еще?..
Не прошло и секунды, а этот еще толком не оформившийся в моем сознании вопрос уже начал обретать некий символический образ ответа: я увидел облако, оно быстро сгущалось в какую-то фигуру, в которой я узнал... самого себя, только меня почему-то переодели азиатом - я превратился в босого человека в жалких одеждах из синего изношенного хлопка, с островерхой соломенной шляпой на голове, такие носят аннамиты[183], плечи которого были отягощены коромыслом с двумя наполненными водой ведрами... Очевидно, водонос... Вот губы моего двойника стали двигаться, и я напряженно прислушался, что же он мне скажет. И тут, как назло, один из моих гостей, банковский служащий господин фон Унольд, решил прервать затянувшуюся паузу...
- Нет, так дальше не пойдет! - прогремел его голос у меня в ушах, и мое видение сразу расплылось и поблекло. - Вам не
кажется, что вы должны дать нам наконец какое-то доказательство ясновидения?
Я смотрел на говорящего и уже собирался ответить ему: «С удовольствием, вот только не представляю, как это лучше сделать», а пред моим внутренним взором уже возникла новая картинка - и притом так ясно и отчетливо, что на какое-то мгновение я начисто утратил всякое представление о пространстве и ни за что бы не смог сказать, где в действительности нахожусь: мой приятель Ханс Эбнер, приглашенный в числе других на эксперимент с гашишем, но по каким-то причинам опаздывавший, стоял рядом с домом часовщика С, на фронтоне которого красовались известные всей Праге большие, подсвеченные изнутри куранты, и, продев большой палец правой руки в серебряное ушко какой-то новой, чудной трости, нетерпеливо вертел ею, стараясь не задеть полы своей черной крылатки. Вот он обернулся и, подняв голову, посмотрел на знаменитые куранты. Я проследил за его взглядом: часы показывали без десяти десять... Придя в себя, я рассказал присутствующим о том, что видел.
- Ну что ж, в таком случае Эбнер в течение пятнадцати минут должен быть здесь! - заметил господин фон Унольд.
- Нет, как раз сейчас он садится в дрожки и, конечно же, приедет раньше, - возразил я и, чтобы проверить, не является ли увиденное плодом моей фантазии, попытался прогнать видение, а на его место вызвать какое-нибудь другое, однако, как ни старался, ничего у меня не вышло.
«Голем» – это лучшая книга для тех, кто любит фильм «Сердце Ангела», книги Х.Кортасара и прозу Мураками. Смесь кафкианской грусти, средневекового духа весенних пражских улиц, каббалистических знаков и детектива – все это «Голем». А также это чудовище, созданное из глины средневековым мастером. Во рту у него таинственная пентаграмма, без которой он обращается в кучу земли. Но не дай бог вам повстречать Голема на улице ночной Праги даже пятьсот лет спустя…
В фантастическом романе австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) сочетание метафизических и нравственных проблем образует удивительное и причудливое повествование.
Проза Майринка — эзотерическая, таинственная, герметическая, связанная с оккультным знанием, но еще и сатирическая, гротескная, причудливая. К тому же лаконичная, плотно сбитая, не снисходящая до «красивостей». Именно эти ее особенности призваны отразить новые переводы, представленные в настоящей книге. Действие романа «Вальпургиева ночь», так же как и действие «Голема», происходит в Праге, фантастическом городе, обладающем своей харизмой, своими тайнами и фантазиями. Это роман о мрачных предчувствиях, о «вальпургиевой ночи» внутри каждого из нас, о злых духах, которые рвутся на свободу и грозят кровавыми событиями. Роман «Ангел западного окна» был задуман Майринком как особенная книга, итог всего творчества.
«Ангел западного окна» — самое значительное произведение австрийского писателя-эзотерика Густава Майринка. Автор представляет героев бессмертными: они живут и действуют в Шекспировскую эпоху, в потустороннем мире. Роман оказал большое влияние на творчество М. Булгакова.
Произведения известного австрийского писателя Г. Майринка стали одними из первых бестселлеров XX века. Постепенно автор отказался от мистики и начал выстраивать литературный мир исключительно во внутренней реальности (тоже вполне фантастической!) человеческого сознания. Таков его роман «Белый Доминиканец», посвященный странствиям человеческого «я». Пропущенные при OCR места помечены (...) — tomahawk.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга — уникальная антология фольклора евреев Восточной Европы. Основой для нее послужило собрание Ефима Райзе, который посвятил более полувека исследованию письменных источников, а главное — записи устных преданий и легенд, еще бытовавших среди тех, для кого идиш был родным языком. Огромный пласт фольклора на этом уходящем в историю языке дошел до нас только в записях Райзе и, соответственно, доступен только из этого сборника, который уже переведен на несколько европейских языков. Собрание Райзе было систематизировано и подготовлено к печати специалистом по восточноевропейскому еврейскому фольклору Валерием Дымшицем.
Слушайте, дети: сейчас начнется сказка про Щелкуна и Мышиного Царя. Сказку эту написал по-немецки знаменитый немецкий писатель Гофман, а я вам ее перескажу по-русски. К сказке этой есть даже особая музыка; сочинил ее для Фортепиано немецкий композитор Рейнеке. Если папа с мамой захотят, они купят вам всю эту музыку в две или в четыре руки, целую большую тетрадь. Теперь садитесь и сидите смирно. Начинается сказка…
антологияПовести и рассказы о событиях революции и гражданской войны.Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации С. Соколова.Содержание:Алексей ТолстойАлексей Толстой. Голубые города (рассказ, иллюстрации С.А. Соколова), стр. 4-45Алексей Толстой. Гадюка (рассказ), стр. 46-83Алексей Толстой. Похождения Невзорова, или Ибикус (роман), стр. 84-212Артём ВесёлыйАртём Весёлый. Реки огненные (повесть, иллюстрации С.А. Соколова), стр. 214-253Артём Весёлый. Седая песня (рассказ), стр. 254-272Виктор КинВиктор Кин. По ту сторону (роман, иллюстрации С.А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Свирель» — лирический рассказ Георгия Ивановича Чулкова (1879–1939), поэта, прозаика, публициста эпохи Серебряного века русской литературы. Его активная деятельность пришлась на годы расцвета символизма — поэтического направления, построенного на иносказаниях. Чулков был известной персоной в кругах символистов, имел близкое знакомство с А.С.Блоком. Плод его философской мысли — теория «мистического анархизма» о внутренней свободе личности от любых форм контроля. Гимназисту Косте уже тринадцать. Он оказывается на раздорожье между детством и юностью, но главное — ощущает в себе непреодолимые мужские чувства.
Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.
Новый, тщательно прокомментированный и свободный от досадных ошибок предыдущих изданий перевод знаменитого произведения французского писателя Ж. К. Гюисманса (1848–1907). «Без дна» (1891), первая, посвященная сатанизму часть известной трилогии, относится к «декадентскому» периоду в творчестве автора и является, по сути, романом в романе: с одной стороны, это едва ли не единственное в художественной литературе жизнеописание Жиля де Рэ, легендарного сподвижника Жанны д’Арк, после мученической смерти Орлеанской Девы предавшегося служению дьяволу, с другой — история некоего парижского литератора, который, разочаровавшись в пресловутых духовных ценностях европейской цивилизации конца XIX в., обращается к Средневековью и с горечью осознает, какая непреодолимая бездна разделяет эту сложную, противоречивую и тем не менее устремленную к небу эпоху и современный, лишенный каких-либо взлетов и падений, безнадежно «плоский» десакрализированный мир, разъедаемый язвой материализма, с его убогой плебейской верой в технический прогресс и «гуманистические идеалы»…
«Этот собор — компендиум неба и земли; он показывает нам сплоченные ряды небесных жителей: пророков, патриархов, ангелов и святых, освящая их прозрачными телами внутренность храма, воспевая славу Матери и Сыну…» — писал французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) в третьей части своей знаменитой трилогии — романе «Собор» (1898). Книга относится к «католическому» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и две предыдущие ее части: роман «Без дна» (Энигма, 2006) и роман «На пути» (Энигма, 2009)
Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б.
«В начале был ужас» — так, наверное, начиналось бы Священное Писание по Ховарду Филлипсу Лавкрафту (1890–1937). «Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого», — констатировал в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» один из самых странных писателей XX в., всеми своими произведениями подтверждая эту тезу.В состав сборника вошли признанные шедевры зловещих фантасмагорий Лавкрафта, в которых столь отчетливо и систематично прослеживаются некоторые доктринальные положения Золотой Зари, что у многих авторитетных комментаторов невольно возникала мысль о некой магической трансконтинентальной инспирации американского писателя тайным орденским знанием.