Произведение в алом - [196]

Шрифт
Интервал

Царящая на улицах сутолока мешала мне идти привычно быстрым шагом - я неспешно продвигался в толпе, пристроившись за широкими спинами двух мужчин, о чем-то меж собой

оживленно беседовавших. Предмет их разговора меня, разумеется, нисколько не интересовал, кроме того, они говорили по-чешски, а этого языка я не понимаю. Внезапно один из них остановился - соответственно и мне пришлось замедлить шаг и несколько мгновений практически топтаться на месте, - извлек из кармана какую-то небольшую вещицу и протянул своему собеседнику. Каково же было мое удивление, когда я увидел в его руке знакомый черный футляр, в котором хранил свой пенковый мундштук!..

Вмешиваться было неудобно, и пока я раздумывал, как мне быть, мужчины закончили разговор и разошлись в разные стороны. Я устремился за тем из них, которому, как мне показалось, был передан футляр, и, догнав его на какой-то тихой улице, принялся путано объяснять, что с месяц назад потерял свой мундштук и с удовольствием бы выкупил его обратно, так как он мне очень дорог. Заверив этого довольно бедно одетого человека, что далек от мысли безвозмездно требовать назад принадлежавшую мне некогда вещь, я в качестве доказательства своих добрых намерений вложил ему в руку щедрые чаевые. Тот смутился и заверил меня, что я ошибаюсь - его знакомый только показал ему футляр, а потом снова сунул его себе в карман! Тем не менее он поможет мне как можно скорее вернуть мой мундштук. Сегодня в четыре он должен снова встретиться со своим приятелем, который наряду с мундштуком хотел предложить ему для продажи еще ряд вещей, и мне в это время следовало находиться во дворе одной известной гостиницы.

Я был пунктуален и в назначенный час ждал в условленном месте. Через несколько минут появились уже знакомые мне мужчины. Как бы между прочим мой недавний бедно одетый собеседник попросил своего приятеля еще раз показать мундштук. Подобно ястребу, я вклинился между ними. Возникшая было словесная перепалка мигом утихла, лишь только владелец моего мундштука понял, что я хочу уладить дело полюбовно и вовсе не собираюсь, как он, по всей видимости, опасался, поднимать шум и тащить его в полицейский участок, - сразу став любезным и предупредительным, этот скользкий тип, расплывшись в заискивающей ухмылке, спрятал в карман деньги, которые я ему

преддожил, и, признательно шаркнув ножкой, вручил мне мундштук. Потом, довольный удачной сделкой, поведал, что работает кельнером в гранд-отеле, а мундштук этот нашел в одной из ресторанных лож. О, к кому только не обращался честный малый, пытаясь найти хозяина этой изысканной вещицы, однако, несмотря на все его старания, никто из постояльцев так и не признал своей собственности, и расстроенный кельнер с тяжелым сердцем решил до поры до времени хранить ее у себя.

- Клянусь честью, сударь, я из этого мундштука не выкурил ни одной цигарки! - с жаром заверил он меня, клятвенно подняв свою мозолистую пятерню.

Мне же хотелось непременно знать, какими судьбами он оказался в то же самое время, что и я, а именно в два часа пополудни, на Обстгассе, и я засыпал его вопросами, которые явно показались ему подозрительными, - кельнер мгновенно замкнулся в угрюмом молчании и, словно затаившийся в засаде краб, не спускал с меня своих настороженно прищуренных, фиксирующих каждый мой жест глаз. После этого мне не оставалось ничего другого, как, сохраняя хорошую мину при плохой игре, раскланяться и с самым невинным видом удалиться...

Как бы то ни было, а мой мундштук и вправду вернулся - тибетская янтра не подвела! «Случайность, разумеется, хотя и в высшей степени странная!» - подумал я и решил подвернуть магическую диаграмму повторному испытанию...

Вот уже несколько недель я не мог найти свою трость, сделанную в форме клюшки для гольфа. Перерыв на всякий случай в очередной раз квартиру, я сел за стол и принялся вновь рисовать волшебную янтру...

На следующее утро трость лежала на кресле в прихожей!

Растерянная горничная уверяла, что она ее туда не клала, а откуда эта «чертова палка» там взялась, понятия не имеет. Остальная прислуга тоже лишь недоуменно разводила руками, не в силах объяснить, каким образом вещь, которую в течение нескольких недель безуспешно искали по всему дому, оказалась вдруг как раз там, где ее просто невозможно было не заметить. И чем больше, теряясь в догадках, раздумывал я над этим казусом, тем

загадочнее он мне казался: на сей раз ни о какой случайности не могло быть и речи! Не на шутку заинтригованный, я стал ждать новой возможности испытать янтру. И вскоре она представилась...

Я жил тогда на самом берегу Мольдау, в пристроенном к одной из городских мельниц доме. Восточная стена омывалась боковым рукавом реки, бурным, пенистым потоком вырывавшимся из-под мельничного колеса. Однажды, подрезая ветки стоявших на подоконнике комнатных цветов, я выронил секатор - старинные, причудливо изогнутые садовые ножницы, перешедшие ко мне по наследству от деда; окно было открыто, и дорогая мне вещь упала в воду. «Ну все, тут уж и тибетская магия бессильна!» - обречено вздохнул я и все же в тот же вечер провел эксперимент с янтрой...


Еще от автора Густав Майринк
Голем

«Голем» – это лучшая книга для тех, кто любит фильм «Сердце Ангела», книги Х.Кортасара и прозу Мураками. Смесь кафкианской грусти, средневекового духа весенних пражских улиц, каббалистических знаков и детектива – все это «Голем». А также это чудовище, созданное из глины средневековым мастером. Во рту у него таинственная пентаграмма, без которой он обращается в кучу земли. Но не дай бог вам повстречать Голема на улице ночной Праги даже пятьсот лет спустя…


Вальпургиева ночь

В фантастическом романе австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) сочетание метафизических и нравственных проблем образует удивительное и причудливое повествование.


Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Проза Майринка — эзотерическая, таинственная, герметическая, связанная с оккультным знанием, но еще и сатирическая, гротескная, причудливая. К тому же лаконичная, плотно сбитая, не снисходящая до «красивостей». Именно эти ее особенности призваны отразить новые переводы, представленные в настоящей книге. Действие романа «Вальпургиева ночь», так же как и действие «Голема», происходит в Праге, фантастическом городе, обладающем своей харизмой, своими тайнами и фантазиями. Это роман о мрачных предчувствиях, о «вальпургиевой ночи» внутри каждого из нас, о злых духах, которые рвутся на свободу и грозят кровавыми событиями. Роман «Ангел западного окна» был задуман Майринком как особенная книга, итог всего творчества.


Ангел Западного окна

«Ангел западного окна» — самое значительное произведение австрийского писателя-эзотерика Густава Майринка. Автор представляет героев бессмертными: они живут и действуют в Шекспировскую эпоху, в потустороннем мире. Роман оказал большое влияние на творчество М. Булгакова.


Белый Доминиканец

Произведения известного австрийского писателя Г. Майринка стали одними из первых бестселлеров XX века. Постепенно автор отказался от мистики и начал выстраивать литературный мир исключительно во внутренней реальности (тоже вполне фантастической!) человеческого сознания. Таков его роман «Белый Доминиканец», посвященный странствиям человеческого «я». Пропущенные при OCR места помечены (...) — tomahawk.


Растения доктора Синдереллы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Том 5. Жизнь и приключения Николаса Никльби

Роман повествует о жизни семьи юноши Николаса Никльби, которая, после потери отца семейства, была вынуждена просить помощи у бесчестного и коварного дяди Ральфа. Последний разбивает семью, отослав Николаса учительствовать в отдаленную сельскую школу-приют для мальчиков, а его сестру Кейт собирается по собственному почину выдать замуж. Возмущенный жестокими порядками и обращением с воспитанниками в школе, юноша сбегает оттуда в компании мальчика-беспризорника. Так начинается противостояние между отважным Николасом и его жестоким дядей Ральфом.


Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII)

«Посмертные записки Пиквикского клуба» — первый роман английского писателя Чарльза Диккенса, впервые выпущенный издательством «Чепмен и Холл» в 1836 — 1837 годах. Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура, Диккенс создал роман о клубе путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своем произведении нравы старой Англии и многообразие (темпераментов) в традиции Бена Джонсона. Образ мистера Пиквика, обаятельного нелепого чудака, давно приобрел литературное бессмертие наравне с Дон Кихотом, Тартюфом и Хлестаковым.


Мемуары госпожи Ремюза

Один из трех самых знаменитых (наряду с воспоминаниями госпожи де Сталь и герцогини Абрантес) женских мемуаров о Наполеоне принадлежит перу фрейлины императрицы Жозефины. Мемуары госпожи Ремюза вышли в свет в конце семидесятых годов XIX века. Они сразу возбудили сильный интерес и выдержали целый ряд изданий. Этот интерес объясняется как незаурядным талантом автора, так и эпохой, которая изображается в мемуарах. Госпожа Ремюза была придворной дамой при дворе Жозефины, и мемуары посвящены периоду с 1802-го до 1808 года, т. е.


Замок Альберта, или Движущийся скелет

«Замок Альберта, или Движущийся скелет» — одно из самых популярных в свое время произведений английской готики, насыщенное мрачными замками, монастырями, роковыми страстями, убийствами и даже нотками черного юмора. Русский перевод «Замка Альберта» переиздается нами впервые за два с лишним века.


Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском

«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.


Сон в летнюю сушь

Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов,  безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1904 г.


Без дна

Новый, тщательно прокомментированный и свободный от досадных ошибок предыдущих изданий перевод знаменитого произведения французского писателя Ж. К. Гюисманса (1848–1907). «Без дна» (1891), первая, посвященная сатанизму часть известной трилогии, относится к «декадентскому» периоду в творчестве автора и является, по сути, романом в романе: с одной стороны, это едва ли не единственное в художественной литературе жизнеописание Жиля де Рэ, легендарного сподвижника Жанны д’Арк, после мученической смерти Орлеанской Девы предавшегося служению дьяволу, с другой — история некоего парижского литератора, который, разочаровавшись в пресловутых духовных ценностях европейской цивилизации конца XIX в., обращается к Средневековью и с горечью осознает, какая непреодолимая бездна разделяет эту сложную, противоречивую и тем не менее устремленную к небу эпоху и современный, лишенный каких-либо взлетов и падений, безнадежно «плоский» десакрализированный мир, разъедаемый язвой материализма, с его убогой плебейской верой в технический прогресс и «гуманистические идеалы»…


Собор

«Этот собор — компендиум неба и земли; он показывает нам сплоченные ряды небесных жителей: пророков, патриархов, ангелов и святых, освящая их прозрачными телами внутренность храма, воспевая славу Матери и Сыну…» — писал французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) в третьей части своей знаменитой трилогии — романе «Собор» (1898). Книга относится к «католическому» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и две предыдущие ее части: роман «Без дна» (Энигма, 2006) и роман «На пути» (Энигма, 2009)


Леди в саване

Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б.


Некрономикон

«В начале был ужас» — так, наверное, начиналось бы Священное Писание по Ховарду Филлипсу Лавкрафту (1890–1937). «Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого», — констатировал в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» один из самых странных писателей XX в., всеми своими произведениями подтверждая эту тезу.В состав сборника вошли признанные шедевры зловещих фантасмагорий Лавкрафта, в которых столь отчетливо и систематично прослеживаются некоторые доктринальные положения Золотой Зари, что у многих авторитетных комментаторов невольно возникала мысль о некой магической трансконтинентальной инспирации американского писателя тайным орденским знанием.