Происшествие - [30]

— Батюшки, опаздываю… Ладно, Николай, пока.

Аркадий сообщил, что, судя по всему, завтра его выпишут из больницы, и Ефросинья Викентьевна так спланировала свой день, чтоб на часик уйти пораньше, купить продукты, забежать за Викой в сад и сварить наконец обед. Все эти дни она не готовила. Сын прочно обосновался у Тамары Леонидовны, которая категорически заявила, что, пока Аркадий в больнице, мальчиком будет заниматься она. Самой же Ефросинье Викентьевне вполне достаточно было чашки чая с куском хлеба.

Она уже сняла с вешалки плащ, как раздался телефонный звонок. Кузьмичева на мгновение замерла с плащом в руках, потом обреченно сняла трубку.

— Капитан Кузьмичева, — сказала она.

— Товарищ капитан, — услышала она голос, — тут человек пришел. Хочет поговорить с вами. Пропустить?

— По какому делу?

— Говорит, по государственному. В общем, по поводу квартирной кражи.

— Пропустите, — вздохнув, сказала Кузьмичева. Повесила плащ на вешалку и села за стол. Она расстроилась: конечно, ни о каких магазинах теперь и речи быть не может. Дай бог успеть за Викой в сад.

Как ни стремилась Ефросинья Викентьевна к порядку, в ее личных делах постоянно образовывались сбои. И вовсе не зря красивая медсестра Таня так ехидно сказала ей тогда: «Вы можете навестить мужа, если, конечно, найдете время». Время! А что делать, если события развиваются помимо ее воли, захлестывают и все благие пожелания летят в тартарары.

Невеселые ее раздумья прервал стук в дверь.

— Войдите, — проговорила Кузьмичева.

В кабинет, опираясь на палку, вошел пышноусый старик в темном костюме, украшенном рядом орденских планок.

Ефросинья Викентьевна поднялась ему навстречу.

— Здравствуйте, — сказал посетитель неожиданным для его плотной, могучей фигуры жидким тенорком. — Вы будете товарищ Кузьмичева?

Она кивнула.

— Позвольте представиться, — продолжал старик, — Гнедков Борис Иванович, пенсионер и по совместительству сторож в троллейбусном парке. — И засмеялся.

Ефросинье Викентьевне он почему-то сразу понравился.

— Садитесь, Борис Иванович. Меня зовут Ефросинья Викентьевна. Будем знакомы.

— Ишь, имя-то у вас какое старинное. Теперь так не называют…

— А у нас в семье издавна принято называть детей именами бабушек и дедушек.

— Мою матушку покойную тоже звали Ефросинья.

— Что вас привело к нам? — спросила Кузьмичева, дождавшись, пока Гнедков кончил усаживаться.

— Тут вот какое дело, — сказал старик, расправляя свои снежно-белые усы. — Может, и пустое. А может, и нет. Вы уж сами разберетесь. Но я все-таки решил кое-чем с вами поделиться. Слыхал я, кража квартирная тут произошла. Так? Или болтают?

— Действительно, как говорят, это печальное событие имело место, — улыбнулась Ефросинья Викентьевна.

— Не нашли еще разбойников-то?

— Ищем.

— Ага. — Старик уселся поудобнее, поставил палку меж ног, оперся о нее обеими ладонями. — Я, как уж изволил вам сообщить, вообще-то сторожем работаю. А тут у меня давление подскочило. Ничего не поделаешь: годы и война за спиной. Врач на больничный посадил и велел побольше дышать свежим воздухом. Я хоть и в центре живу, но местечко у нас тихое, зелени много, так что воздух неплохой: сиди в скверике и дыши в две дырочки. А тут, как назло, дождь зарядил такой, что и носа на улицу не высунешь. Беда. Но я старый солдат: есть приказ — надо выполнять. И придумал: окно раскрою, сижу у окна и дышу воздухом. Ну и радио включаю, чтоб не скучно было. Потому что улица у нас, как я уже сказал, тихая, ничего интересного на ней не происходит. А окно мое на третьем этаже, аккурат напротив подъезда, где квартиру обокрали. Когда я здоровый, я в окно никогда не гляжу, это старухи глядеть любят, чтоб было потом о чем язык почесать.

Ефросинья Викентьевна не перебивая, внимательно слушала все эти малоинтересные подробности. Старик ей определенно нравился своим чувством достоинства, нравились его белые усы и веселые глаза.

— А тут болею. Делать нечего, в окно гляжу. Ну утром народ на работу расходится, детишки в школу бегут. Все обыкновенно. И тут я одну барышню приглядел.

Ефросинья Викентьевна чуть улыбнулась, но Гнедков заметил это.

— Да вы не смейтесь, не думайте чего дурного. Сначала я на зонтик внимание обратил. Зонтик у нее приметный, формой словно будочка круглая, по самый пояс закрывает. Сам прозрачный, зонтик-то, а по нему дивные какие-то рыбы нарисованы. Сверху очень хорошо видно. Утром она на работу убегает, вечером прибегает. Иногда ее мужчина провожает, иногда в гости к ней заходит.

— Как одет мужчина?

— Обыкновенно, в плаще. Дождь ведь. Он тоже под зонтиком. А тут как-то раз смотрю: он, этот мужчина, из подъезда выходит, а в руках у него портфель большой-пребольшой. Сейчас такие не носят. Сейчас ходят с плоскими чемоданчиками, «кейся», что ли, они называются. А раньше все с такими большими портфелями ходили. И у меня был. Сейчас в нем дочка овощи носит. Вместительный он — страсть! Я тогда-то ничего такого не подумал… Мало ли кто с чем ходит. А когда о краже разговоры пошли, думаю, стой. А не он ли?

— А почему вы не подумали, что он, может быть, для девушки за картошкой пошел?

— А чего он тогда пропал? Я его с того дня ни разу не видел…