Происшествие - [15]

— Они спали, когда вы вернулись из магазина?

— Нет, Виктор брился, а Ольга собиралась. Потом посуду помыла, стала щи варить. Хотя нет, сначала постельное белье переменила. Витя в прачечную отнес.

— А почему вы решили белье сменить?

— Время подошло, да и Витька свободный был. Он у нас в прачечную ходит.

— Значит, когда Варфоломеев приехал, вы чистое белье ему не стелили?

— А чего ж стелить, раз оно чистое?

— А потом?

— Потом обед сварила, прилегла отдохнуть.

— И где вы отдыхали?

— В столовой на диване. Потом шарф Витьке вязала… Обедала… Ну а потом Коля приехал.

— А когда Варфоломеев у вас останавливался, он где обычно спал?

— По-разному. Иногда у Ольги, а она у меня на раскладушке. Иногда Коля спал в столовой, на раскладушке. Ну это если они долго телевизор собирались смотреть… А тут я знала, что Ольга поздно придет, я и положила его в своей комнате…

— А после этого, — Ефросинья Викентьевна замялась, — ну после того, как умер Варфоломеев, вы продолжаете спать на своем матраце?

— Ой нет, грешница я, но спать, где покойник лежал, не могу. Все на помойку выкинула, и дворник все сжег. Он тоже суеверный вроде меня. И кровать вымыла…

— Понятно, — сказала Ефросинья Викентьевна. — А скажите, к Ибрагимовым вы в этот день не заходили?

— Как не заходила. Коля рыбки соленой привез, я с ними и поделилась.

— Гм, — неопределенно сказала Ефросинья Викентьевна. — Ну ладно. Извините, мне пора.

Она вышла на улицу, думая о том, что знает очень много и в то же время не знает главного, и это главное все время ускользает от нее. Сегодня ей предстояло еще встретиться с будущим мужем Ольги. Что-то она, хоть какую-то крупицу, узнает от него, и эта крупица тоже пригодится ей. Но самая главная ставка была на результаты анализа содержимого стограммовой бутылки с настоем, которую ей передала Мария Сергеевна Ибрагимова, и на отпечатки пальцев на этой бутылке.

* * *

В этот день Викентия из детского сада забирала Ефросинья Викентьевна, потому что у Аркадия было ночное дежурство в клинике.

— Как прошел день? — спросила Ефросинья Викентьевна у сына, когда они вышли на улицу.

— Нормально прошел. Я сегодня стих лучше всех читал, — хвастливо заявил он.

— Это тебе кто сказал?

— Сам знаю, — скромности Вике было не занимать. — А папа сегодня дежурный?

— Дежурный.

— Значит, мы вдвоем будем ночевать?

— Вдвоем.

— А ты мне сказку расскажешь?

— Расскажу.

— Мам, а как ты думаешь, дедушка Петра Первого курил?

— Не знаю.

— Мам, а почему Петр Первый был великий?

Ефросинья Викентьевна начала потихоньку про себя считать до ста, потому что отвечать на Викины бесконечные «почему» терпения у нее никогда не хватало.

— Петр Первый много сделал для России, — сказала она.

— Мама, а ты какую мне сказку расскажешь? — беспечно продолжал допрос Вика, подпрыгивая на одной ноге.

— Иди нормально, — одернула его Ефросинья Викентьевна. — Хорошую расскажу сказку.

— Только про убийц не надо.

— С чего ты решил, что я стану тебе рассказывать про убийц?

— А папа сказал бабушке по телефону, что лучше тебя сейчас не трогать, потому что у тебя одни убийцы в голове. Мама, а как ты думаешь, я когда вырасту буду как папа или выше?

— Наверное, как папа.

— А почему? Воспитательница сказала, что мы все вырастем очень большие, потому что мы теперь, как это? А, вспомнил, мы аксельбанты.

— Акселераты, — устало поправила его Ефросинья Викентьевна, открывая ключом дверь своей квартиры. — Давай я тебе шарф развяжу, и раздевайся.

Больше всего на свете Ефросинье Викентьевне хотелось сейчас лечь в постель и уснуть, так она устала. Но надо было кормить Викентия, отвечать на его вопросы, готовить на завтра еду.

Она варила суп, котенок спал на батарее, а Викентий сидел на табуретке, болтал ногами и разглагольствовал:

— Знаешь, мама, мы с папой смотрели такую интересную книжку, там картинки про космос. Мам, а ты хотела бы, чтоб я был Гагариным?

— Нет, — ответила Ефросинья Викентьевна.

— А папа сказал, что хотел бы.

— Лично я хотела бы, чтоб ты был человеком.

— А я разве не человек? — удивился Вика. — Вот котенок не человек, потому что он не понимает, чего мы говорим, и не знает слов. Да?

— Да, — ответила Ефросинья Викентьевна. — Котенок уже давно спит, а ты все гулеваешь. Пошли в постель.

Укладывая сына спать, Ефросинья Викентьевна думала о том, что совершенно не представляет, каким будет это маленькое, доверчивое, такое родное ей существо, когда вырастет, ведь она не может оградить его от дурного, что есть в мире. Усталая, замотанная, она так мало находит на него сил. «Я дурная мать, — подумала Ефросинья Викентьевна. — Вместо того чтоб круглые сутки проводить с мальчиком, я ищу каких-то убийц. Какое мне до них дело?.. Надо бросить работу и воспитывать сына. Аркадий нас прокормит. — С такими мыслями Ефросинья Викентьевна легла в постель и погасила свет. — И зачем придумали эту эмансипацию?» — подумала она, но не ответила себе, потому что заснула.

Утром Ефросинья Викентьевна проснулась отдохнувшая и не столь решительно настроенная против эмансипации.

— Как бы ты, Вика отнесся к тому, чтоб я бросила работу, взяла тебя из сада и воспитывала дома? — спросила она, наливая сыну в стакан молоко.