Происшествие - [9]

Гюллю улыбнулась себе в зеркале, подмигнула и чмокнула губами воздух — она видела: так делают герои кинофильмов.

Гюллю была влюблена в смазчика машинного отделения, араба Кемаля. Из домашних об этом знала только мать. Но не потому, что Гюллю скрывала свою любовь от других. Она бы не стала скрывать. Она не боится сплетен. Она любит Кемаля — и все. И сколько бы ни вздыхали мужчины, глядя на нее. «О аллах!», — ей ни до кого нет дела — она любит Кемаля. И никто ей этого не запретит.

Гюллю вспомнила тот день, когда они с Кемалем пошли в кино. Она много слышала о кино от подруг, но не была там до Кемаля. Она осталась в восторге от кино. Вот если бы ходить туда каждый день! Если бы это было возможно, если бы согласился Кемаль, она ходила бы в кино каждый день, и каждый день, как тогда, в первый раз, доверчиво отдавала бы свою руку в большие, мозолистые ладони Кемаля. Как приятно чувствовать свою руку в сильных, горячих руках Кемаля.

В такие минуты кружилась голова, ей казалось, что она летит куда-то в бездну. Приятное тепло разливалось по всему телу. А стоило закрыть глаза, и этот поток тепла ощущался еще острее, он исходил откуда-то из самой глубины ее существа. Она плотно сжимала веки и склоняла голову на плечо Кемаля.

Вместе с Гюллю на фабрике работала ее подружка Пакизе. Обе они любили подшутить над парнями, таскавшими к хлопкоочистительным машинам кипы хлопка в больших плетеных из камыша корзинах. Девушки мастерили из бумаги длинные хвосты, прицепляли их ребятам и провожали «хвостатых» громким хохотом.

— Скажи, Гюллю, за что ты любишь Кемаля? — часто спрашивала она.

Гюллю пожимала плечами.

— Не знаю.

— Как не знаешь? — допытывалась Пакизе.

— Откуда мне знать «за что»? Люблю — и все…

— Гюллю!

— Да.

— А когда ты с ним, ты никогда не испытываешь такое странное чувство, ну, будто тебе становится тепло?

— Да, бывает. Я всегда хочу видеть Кемаля, он не выходит у меня из головы ни днем, ни ночью. Когда я думаю о нем, я словно лечу — так мне становится легко…

Ну и чем все это у вас кончится?

— Как чем?

— Он женится на тебе?

Гюллю снова пожимала плечами:

— Если он не женится на мне, то я выйду за него замуж…

И подруги начинали хохотать.

— Ну ладно, — сказала как-то Пакизе, — но ведь он араб, как же вы поженитесь?

— Очень просто, — ни минуты не колеблясь ответила Гюллю. — Что из того, что он араб? Разве арабы не люди? — И неожиданно разозлившись, она почти прокричала: — Я люблю Кемаля и выйду за него! И никто мне не сможет помешать! Никто — ни отец, ни мать, ни брат, ни даже сам бог!

Мать Гюллю тоже волновало, что избранник ее дочери араб. А впрочем, разве Кемаль не мужчина? Дочь всегда уходит к чужим, дома она не останется. Рано или поздно дочь выйдет замуж. И не все ли равно, будет это араб или кто другой.

IV

Смазчик Кемаль в один прекрасный день сказал:

— Гюллю, ты знаешь, я тебя очень люблю. Но…

Не дав договорить, Гюллю зажала ему рот рукой:

— Молчи, молчи, я знаю, что ты хочешь сказать!

— Да подожди минутку, послушай.

— И слушать не желаю. Мне все равно, кто ты — араб, цыган или даже гяур[15], я люблю тебя. Понял?

— Но твой отец, мать, брат?

— У меня один ты.

Кемаль крепко обнял Гюллю и поцеловал.

— Если это правда, тебя не сможет разлучить со мной сам аллах!

В тот день после обеда Кемаль достал бритвенный прибор, зеркальце и попросил мать принести горячей воды.

Кемаль был серьезным, способным и трудолюбивым юношей. Он мечтал когда-нибудь стать мастером, таким же старшим мастером, как тот, под началом которого он работал теперь. Эта мечта стала особенно заветной сейчас, когда он решил жениться на Гюллю. Ему девятнадцать лет. Отслужив положенный срок в армии, он женится на Гюллю и совьет себе счастливое гнездышко.

У них будет небольшой домик из двух уютно обставленных комнат и кухни. В одной комнате они устроят гостиную, в другой — спальню. Как это должно быть приятно: ты возвращаешься с работы домой, и тебя встречает молодая, красивая, приветливая жена! За обедом они разговаривают, шутят, а потом он встает из-за стола, обнимает жену. Жену!.. У Кемаля был товарищ. Ему уже тридцать пять лет. Они работали в одной смене. Всякий раз, когда Кемаль заводил разговор о Гюллю и о своих планах, тот внимательно слушал его, покачивал головой и всегда становился задумчивым.

— Что с тобой происходит? — спросил его как-то Кемаль.

— Сладкие, приятные мечты… — ответил тот. — Ты думаешь, что такие мысли навещают только твою голову, и, видно, не подозреваешь, что кто-то другой тоже мечтал о счастье.

— Что ты хочешь сказать?

— Тебе не приходило в голову, что каждый стремится к осуществлению этой приятной мечты?

— Возможно…

— Мне тридцать пять лет. Тебе — девятнадцать. Я на шестнадцать лет раньше тебя начал жить. И, разумеется, мечтать. Но в большинстве случаев брошенный камень убивает не ту птицу, в которую метишь!

— Ты хочешь сказать, что я не достигну даже такой маленькой, такой простой цели?

— Нет, ты достигнешь ее и даже будешь крепко держать в руках свое счастье… Но…

— Что «но»?

— Однажды ты выпустишь его из рук…

— Пугаешь меня…

— А ты не бойся. Но подумай вот о чем: ведь никто по собственному желанию не становится вором, преступником, убийцей, бродягой или подлецом. Каждый хочет, чтобы все в жизни шло, как ему хотелось бы. Да не получается, молодой человек, наша жизнь ровной да гладкой.