Происшествие из жизни... - [52]

— Не удивляйтесь, — сказал гость, словно угадав его мысли. — Вы не спите, а я не мистификатор. Я в самом деле, как вам это ни кажется странным, Дмитрий Рогов, главный инженер, созданный вашим воображением.

И тут Иван Федорович понял, кто перед ним, и засмеялся: в Новосибирске в драматическом театре инсценировали его повесть и театр должен на днях приехать на гастроли в Москву.

— Так, значит, вы уже приехали! — воскликнул он. — Очень приятно. Значит, это вы играете в Новосибирске Рогова? Ну, что ж, рад знакомству, веселый вы человек.

— Увы, я не актер, — сказал гость. — Я плод вашего воображения… У вас прекрасная библиотека. В повести вы заставили меня произносить множество всяческих сентенций, мудрых всяких высказываний древних и новых философов, видимо, для того, чтобы показать мою эрудицию. Разрешите, я возьму с полки вот эту книгу и прочту вам одно древнее изречение. Может быть, вы тогда поймете, что происходит, и поверите, что я — это я?

— Конечно, пожалуйста.

Гость снял с полки «Учения философов Древнего Востока», полистал и прочел:

— «Это пространство — мед для всех существ, а все существа — мед для этого пространства. Нет ничего, созданного мыслью, живущего вне пространства. Мысль, будучи созданной, пожелала стать явной, с более четким обликом, будто рождена женщиной. Мысль, ставшая явной, с более четким обликом, будто рожденная женщиной, — мед для воображения всякого, кто ее принимает. Мысль, ставшая медом для воображения всякого, кто ее принимает, мед для иного пространства, где она живет».

Он закрыл книгу, поставил ее на место и сказал:

— Я ваша мысль, ставшая явной.

Иван Федорович молчал. Он долго, задумчиво смотрел на человека, называющего себя именем его героя Дмитрия Рогова. «Какой странный сон, — подумал он, — будто наяву».

— Ну, хорошо, продолжим игру. Но зачем? Итак, вы, значит, моя мысль, ставшая явной, мед иного пространства, где живет. А где, собственно, живет?

— В воображении тех, кто прочитал вашу книгу.

— Ясно, — сказал Крутояров, — понятно. Вы ничто, пустота. Или кто? Моя материализованная совесть?

— Ну, что вы, — воскликнул гость, — какая я совесть! Увы, я не совесть. Совесть вы можете заглушить, пойти с ней на компромисс, все равно что дать ей взятку, оправдать все свои поступки. Но как вы меня уничтожите, дав мне жизнь? Невозможно, к сожалению. Тысячи людей прочли то, что вы сочинили за этим столом. Я уже не в вашем воображении, а в воображении тех, кто читал вашу книгу. Как заставить их память забыть меня?

— Кошмар какой-то! — сказал Крутояров. — Нет, ну, хватит, не надо больше, не разыгрывайте меня.

— Да не разыгрываю я. Я пришел затем, чтобы сказать, как мне неудобно жить в воображении людей. Кто я, созданный вами? — Он засмеялся. — Я безупречен в поступках и помыслах. Вы хотели, чтобы люди были похожи на меня? Но как же так? Я, такой замечательный в вашем воображении, в сознании многих людей совсем иной…

— Ну, хорошо, давайте продолжим эту непонятную игру, — сказал Крутояров. — Сколько людей, столько и голов. У каждого свое воображение. Один видит черное там, где белое. У меня множество писем — верят люди в Рогова. Ему нелегко жить — он совестливый человек.

— Не понимаете! — почти страдая, воскликнул гость. — А сами вы такой же, как он? Разве автор не должен соответствовать тому, что проповедует? Вы дали мне жизнь, я во многом ваше отражение. Ваш дух во мне. Вы такой же, как Рогов?

— Значит, вы все-таки хотите сыграть роль моей совести. Может быть, хватит? Снимите маску, давайте выпьем.

— Невозможно, мой создатель, — он засмеялся, — я же не пью. Ничего, кроме чая.

— Тогда давайте разбежимся, — сказал Крутояров. — Итак, что вы хотите от меня, товарищ мистификатор?

— Да ничего я не хочу, — с досадой ответил гость. — Просто соответствовать тому, что провозглашаете. Не берите взяток.

— Я беру взятки? Ну, знаете! От кого?

— От людского доверия. Вы судите людей. Разве судья, вынося людям приговор, не берет на себя функцию народной совести? И оттого сам должен быть безупречен.

Крутояров усмехнулся.

— Кто же вы, в самом деле? Из какого театра? С Таганки, что ли? Они любят там подобные эффекты…

— Я пойду, извините, прощайте, — вздохнул гость.

Воистину мир перевернулся, все встало вверх ногами: одному является черт, другому вымышленный им же персонаж.

Он никак не мог заснуть, а утром проснулся поздно, когда жена ушла на службу. Она — оптик — работала в научно-исследовательском институте. Болела голова. Крутояров выпил таблетку анальгина и сел за письменный стол. Дурацкий какой-то сон приснился, оттого и болела голова. Надо же — собственной персоной явился перед ним Дмитрий Рогов. И в то же время сон был так реален…

Белый чистый лист бумаги всегда и притягивал его, и пугал. Странное, необъяснимое чувство испытывал он обычно, приступая к работе. Ему нравился сам процесс писания, сочинения, когда слова ложились рядом и на мертвой странице возникала иная жизнь, иная реальность, рожденная его воображением. Из ничего вдруг появлялись люди, говорили, куда-то шли, что-то делали.

Это были лучшие мгновения его существования, может быть, даже единственные мгновения истинной, подлинной жизни, потому что человек, который только что исписал белый лист бумаги, был другим человеком, не тем, которого знала его жена, знали товарищи, который ходил по улицам, делал обычные житейские дела, которого тревожили многие мелкие или крупные, но проходящие заботы.