Происхождение скотоводства - [14]
Другая точка зрения, которая выкристаллизовалась к 50-м годам, а впоследствии находила все большее подтверждение в археологических материалах, заключалась в том, что доместикация животных могла произойти только в оседлой среде мотыжных земледельцев при их относительно стабильных ресурсах, позволяющих не убивать сразу пойманных молодых особей (П. Лавиоза Замботти, К. Соэр, Е. Верт, К. Диттмер, Г. фон Виссман, Р. Кулборн, Е. Айзек, и др. [737; 920; 1015; 529; 1039; 508; 684; 685]). Ее сторонники в большинстве своем реконструировали древнейшее скотоводство по этнографическим данным из Южной и Юго-Восточной Азии и считали первыми домашними видами собак, свиней и кур. Опираясь прежде всего на материалы этнографии, некоторые из этих специалистов утверждали, что происхождение земледелия и разведения животных в Старом Свете связано с одним-единственным центром, который они помещали в Южной (Е. Верт) или Юго-Восточной Азии (К. Соэр, Г. фон Виссман). В другую крайность впадали те, кто пытался вывести производящее хозяйство в Старом, а порой даже и в Новом Свете из единого очага, расположенного в Передней Азии (П. Лавиоза Замботти, Р. Кулборн, Е. Айзек).
Среди сторонников рассмотренной точки зрения находились и такие, которые не связывали жестко становление скотоводства с земледелием. Так, П. Лавиоза-Замботти считала, что начало доместикации животных было положено еще в доземледельческий период, тогда как ее окончание происходило уже в земледельческих обществах [737, с. 175, 176]. Что же касается возникновения кочевого скотоводства, то побудительную причину к нему К. Соэр и К. Диттмер видели в росте стад, который заставил пастухов отгонять скот все дальше от поселка, что в итоге привело к появлению постоянно кочующих коллективов [920, с. 97; 529, с. 257–260]. На примере Африки К. Диттмер продемонстрировал, что скотоводство и земледелие долгое время сосуществовали в единой хозяйственной системе и лишь много позже некоторые народы забросили разведение растений [530]. В качестве другого пути формирования кочевого хозяйства К. Соэр называл заимствование домашних животных охотниками [920, с. 97], в чем с ним соглашался и К. Нарр [825, с. 376].
Представление о механизме становления скотоводства обычно неразрывно связывалось у исследователей о решением вопроса о ранних функциях домашних животных. Те из авторов, кто видел в древнейших домашних животных прежде всего источник мяса или сырья для производства или вообще предполагал их прежде всего хозяйственное использование (В. Шмидт, Г. Польхаузен, М. Херманне, Г. Хэтт, К. Йеттмар, Е. Верт), как правило, реконструировали процесс доместикации в условиях хозяйственного кризиса. Так, В. Шмидт полагал, что в ледниковый период люди вынуждены были спуститься с гор Центральной Азии в степи, где повстречали стада копытных и начали охотиться на них, что и привело к доместикации [924].
Г. Польхаузен, напротив, считал главной причиной одомашнивания потепление, которое принудило людей вступить в более тесный контакт со стадами оленей с целью препятствовать их миграции на север [878, с. 156]. По М. Херманнсу, скотоводство возникло у охотников, оттесненных в малоблагоприятные степные районы в результате роста населения, что заставило этих охотников более бережно относиться к немногочисленным обитавшим там диким животным [647, с. 212, 213]. Г. Хэтт вслед за Г. Чайлдом придерживался «оазисной теории» [516, с. 278].
Напротив, К. Соэр и некоторые другие специалисты (К. Диттмер, Й. Амшлер, Е. Айзек, Ф. Симунс), считавшие, что доместикация не могла возникнуть в условиях хозяйственного кризиса, поскольку требовала известного избытка пищи, обусловливавшего возможность экспериментаторства, не находили другой причины для разведения животных, кроме культовой [920, с. 28–32, 88, 89; 529, с. 246–257; 398, с. 20; 684, с. 197–199; 685, с. 105–114; 934]. Реже они называли в качестве одного из источников скотоводства содержание животных-«любимчиков» (К. Соэр). В то же время Ю. Липе, выдвинувший оригинальную концепцию о том, что у истоков и земледелия, и скотоводства стояли народы — собиратели урожая, которые умели делать запасы и поэтому испытывали нужду и голод в гораздо меньшей степени, чем простые охотники, не придерживался религиозной теории доместикации [197, с. 107, 108]. Большое значение симбиотическим отношениям и содержанию животных-«любимчиков» как источникам возникновения скотоводства придавал Ф. Цейнер [1055, с. 23–28].
Надо сказать, что все рассмотренные теории опирались прежде всего на этнографические данные. Археологии в них отводилось весьма скромное место, хоть и несравненно более значительное, чем в довоенные годы. Между тем уже работы К. Нарра показали, как часто бывают уязвимы этнографические, равно как и чисто археологические, реконструкции, что сделало настоятельной потребностью более глубокую разработку тех основ, на которых только и возможно содружество археологов и этнографов, работающих над проблемами первобытной истории.
Тем временем археология делала огромные успехи. На рубеже 40—50-х годов в Передней Азии и одновременно в Мезоамерике и Перу начались исследования памятников, имеющих прямое отношение к проблеме происхождения и ранней истории производящего хозяйства. В Передней Азии эти работы были связаны с именем Р. Брейдвуда, труды которого сыграли выдающуюся роль в развитии концепции Г. Чайлда о неолитической революции [439; 445; 440, с. 115–125], а в Мезоамерике — с именами Р. Макнейша и его коллег, чья деятельность способствовала созданию новой методики изучения первобытного хозяйства и его взаимоотношений с окружающей природной средой [767; 888]. В 50—60-е годы исследования широких масштабов были проведены в Китае и Южной Америке, а на рубеже 60—70-х годов был открыт самостоятельный очаг доместикации в Андах. В это же время необычайно ранние данные о производящем хозяйстве удалось обнаружить в Юго-Восточной Азии.
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В книге обсуждается история идеи об «арийской общности», а также описывается процесс конструирования арийской идентичности и бытование арийского мифа как во временном, так и в политико-географическом измерении. Впервые ставится вопрос об эволюции арийского мифа в России и его возрождении в постсоветском пространстве. Прослеживается формирование и развитие арийского мифа в XIX–XX вв., рассматривается репрезентация арийской идентичности в науке и публичном дискурсе, анализируются особенности их диалога, выявляются социальные группы, склонные к использованию арийского мифа (писатели и журналисты, радикальные политические движения, лидеры новых религиозных движений), исследуется роль арийского мифа в конструировании общенациональных идеологий, ставится вопрос об общественно-политической роли арийского мифа (германский нацизм, индуистское движение в Индии, правые радикалы и скинхеды в России).Книга представляет интерес для этнологов и антропологов, историков и литературоведов, социологов и политологов, а также всех, кто интересуется историей современной России.
Как обретают историческую генеалогию феномены современной политики и идеологии? Чья память доминирует на многоуровневом имперском и постимперском пространстве и как обеспечивается это доминирование? Что характерно для культуры памяти в посткоммунистических обществах? На эти и другие вопросы отвечают статьи профессиональных историков, собранные в книге «Империя и нация в зеркале исторической памяти».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Очерк истории крестьянской войны XVII в. в Китае. В книге рассказывается о Китае в конце правления династии Мин, причинах развития повстанческих движений, ходе и итогах восстания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В монографии исследуется один из вопросов взаимоотношений древнего Египта с Нубией, а именно вопрос становления аппарата египетской военной и гражданской администрации на этой территории. Прослеживаются три этапа, связанные с изменениями характера политики Египта в этом регионе, которые в конечном счете привели к превращению Нубии в египетскую провинцию. Выделена роль местного населения в системе сложившихся египетских административных институтов. Исследование охватывает период Древнего, Среднего и Нового царств.
В основе книги лежит историко-культурная концепция, суть которой – рассмотрение истории абхазов, коренного населения Абхазии не изолированно, а в тесном взаимодействии с другими соседними народами и древними цивилизациями. Здесь всегда хорошо прослеживалось биение пульса мировой политики, а сама страна не раз становилась ареной военных действий и политико-дипломатических хитросплетений между великими державами древности и средневековья, нового и новейшего времени. За последние годы были выявлены новые археологические материалы, архивные документы, письменные источники, позволившие объективнее рассмотреть многие исторические события.
Книга, написанная археологом А. Д. Грачем, рассказывает о том, что лежит в земле, по которой ходят ленинградцы, о вещественных памятниках жизни населения нашего города в первые десятилетия его существования. Книги об этом никогда еще не было напечатано. Твердо установилось представление, что археологические раскопки выявляют памятники седой старины. А оказывается и за два с половиной столетия под проспектами и улицами, по которым бегут автобусы и трамваи, под дворами и скверами, где играют дети, накопились ценные археологические материалы.
Очередной труд известного советского историка содержит цельную картину политической истории Ахеменидской державы, возникшей в VI в. до н. э. и существовавшей более двух столетий. В этой первой в истории мировой державе возникли важные для развития общества социально-экономические и политические институты, культурные традиции.