Происхождение скотоводства - [13]
В конце 30-х годов идею доместикации стад диких животных бродячими охотниками отстаивали А. М. Золотарев и М. Г. Левин [127], которые реконструировали процесс самостоятельного возникновения оленеводства у охотников, приняв, конкретно-историческую специфику различных типов оленеводства за стадиальную, от чего М. Г. Левин позже отказался [64, с. 63–87].
Таким образом, советские ученые 20—30-х годов, усвоившие то лучшее, что характеризовало мировую науку конца XIX — начала XX в., гораздо конкретнее и историчнее подходили к решению проблемы происхождения скотоводства. Этому способствовал и тот факт, что на территории СССР скотоводство развивалось на протяжении длительного времени в самых различных экологических и исторических условиях, что повлекло возникновение целого ряда его типов. Некоторые из них дожили до: наших дней в традиционном хозяйстве народов нашей страны. Последнее создавало широкие возможности для комплексного археолого-этнографического исследования, база для которого и была создана вышеназванными учеными. Вместе с тем широкое распространение идей гипертрофированного автохтонизма тормозило развитие советской науки. Но и здесь с ростом остеологических исследований наметился прогресс. В новой работе В. В. Гольмстен указывала, что для решения вопроса о доместикации надо прежде всего установить наличие в данном районе животных, подходящих для одомашнивания [89, с. 127].
Послевоенный период в зарубежной науке был отмечен, во-первых, постепенным отказом многих, хотя и не всех, исследователей от крайних взглядов (как, например, диффузионизм в его крайних формах), во-вторых, колоссальными масштабами конкретных исследований, в том числе и в предполагаемых первичных очагах доместикации, что потребовало разработки новых методов и поставило новые вопросы, связанные прежде всего с механизмом доместикации и процессом распространения новых достижений в конкретной географической и исторической среде. В последние годы, кроме того, наметился принципиально новый подход к использованию этнографических данных для реконструкции явлений первобытной истории: На этой базе оказалась возможной более глубокая разработка поставленных проблем, которые сейчас рассматриваются в иной плоскости, что связано с новым уровнем поисков причинно-следственных связей.
Начало указанного периода ознаменовалось обострением дискуссии между представителями Венской культурно-исторической-школы и их оппонентами, результатом чего явился отход первых от ортодоксальной точки зрения и поиски иных путей решения- проблемы происхождения скотоводства. Так, если В. Шмидт продолжал считать древнейшим видом скотоводства оленеводство [924], а Г. Польхаузен пытался подтвердить это привлечением данных о специализированной охоте на оленя, которая будто бы переросла в скотоводство в Центральной Европе в конце верхнего палеолита [878], то другие специалисты либо сомневались в том, что оленеводство могло породить доместикацию других животных (М. Херманне, Г. Хэтт [647; 516]), либо даже доказывали его недавнее возникновение, которое они связывали с влиянием на охотников соседних земледельческо-скотоводческих народов (К. Йеттмар, Ф. Ханчар, К. Нарр, К. Диттмер, Л. Вайда [702; 703; 629; 821; 530; 982]).
В то же время почти все эти исследователи в той или иной мере разделяли идею о самостоятельной доместикации животных охотниками и о возникновении комплексного земледельческо-скотоводческого хозяйства в результате смешения культур северных скотоводов и южных земледельцев. В пользу этого, казалось бы, говорили раскопки К. Куна в Южном Прикаспии, на материалах которых и основывались те, кто считал, что здесь разведение мелкого рогатого скота появилось вне связи с земледелием (Г. Польхаузен, М. Херманне, Г. Хэтт, К. Йеттмар, Ю. Липе [879; 647; 516; 705; 197]). Позже Г. Польхаузен попытался привлечь для обоснования своей теории и материалы некоторых других памятников эпохи мезолита (Зави Чеми Шанидар, Ла Адам, Шатонеф-ле-Мартигю, Руфиньяк и т. д.) [880], однако, как показал К. Нарр [821; 822; 823; 825], все они с еще большей долей вероятности могут быть интерпретированы и иначе.
Таким образом, одна из сложившихся к началу 50-х годов теорий заключалась в том, что важнейший центр становления скотоводства располагался в пределах Средней Азии и Ирана, хотя некоторые исследователи раздвигали его границы до Тибета [Ю. Липе], Инда и Нила [Г. Хэтт]. Как правило, сторонники этой точки зрения понимали под скотоводством именно кочевое скотоводство, выросшее будто бы из сопровождения стад копытных животных охотниками, и протестовали против применения термина «скотоводство» в отношении разведения собак, свиней и кур у мотыжных земледельцев тропических районов. Правда, так считали не все. М. Херманне, например, предполагал, что охотники ловили и приручали молодых особей, что требовало по крайней мере полуоседлого образа жизни [647, с. 212–213].
К. Йеттмар в поисках компромиссного решения между теориями Э. Хана и Венской культурно-исторической школы высказал соображение о том, что спорадическое содержание индивидуальных особей могло возникнуть у охотников, тогда как их регулярное разведение появилось лишь впоследствии, когда охотники заимствовали земледелие у соседей [704, с. 11–12]. Другой сторонник компромиссного решения — И. Амшлер считал, что стадные животные были одомашнены в северных районах охотниками, а все другие нестадные — земледельцами тропического и субтропического поясов [398, с. 20]. По Ф. Цейнеру, в доземледельчеекий период были одомашнены собака, овца и коза, тогда как доместикация других животных была прямо или косвенно связана с земледельцами [1055, с. 23–28].
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В книге обсуждается история идеи об «арийской общности», а также описывается процесс конструирования арийской идентичности и бытование арийского мифа как во временном, так и в политико-географическом измерении. Впервые ставится вопрос об эволюции арийского мифа в России и его возрождении в постсоветском пространстве. Прослеживается формирование и развитие арийского мифа в XIX–XX вв., рассматривается репрезентация арийской идентичности в науке и публичном дискурсе, анализируются особенности их диалога, выявляются социальные группы, склонные к использованию арийского мифа (писатели и журналисты, радикальные политические движения, лидеры новых религиозных движений), исследуется роль арийского мифа в конструировании общенациональных идеологий, ставится вопрос об общественно-политической роли арийского мифа (германский нацизм, индуистское движение в Индии, правые радикалы и скинхеды в России).Книга представляет интерес для этнологов и антропологов, историков и литературоведов, социологов и политологов, а также всех, кто интересуется историей современной России.
Как обретают историческую генеалогию феномены современной политики и идеологии? Чья память доминирует на многоуровневом имперском и постимперском пространстве и как обеспечивается это доминирование? Что характерно для культуры памяти в посткоммунистических обществах? На эти и другие вопросы отвечают статьи профессиональных историков, собранные в книге «Империя и нация в зеркале исторической памяти».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В монографии исследуется один из вопросов взаимоотношений древнего Египта с Нубией, а именно вопрос становления аппарата египетской военной и гражданской администрации на этой территории. Прослеживаются три этапа, связанные с изменениями характера политики Египта в этом регионе, которые в конечном счете привели к превращению Нубии в египетскую провинцию. Выделена роль местного населения в системе сложившихся египетских административных институтов. Исследование охватывает период Древнего, Среднего и Нового царств.
В основе книги лежит историко-культурная концепция, суть которой – рассмотрение истории абхазов, коренного населения Абхазии не изолированно, а в тесном взаимодействии с другими соседними народами и древними цивилизациями. Здесь всегда хорошо прослеживалось биение пульса мировой политики, а сама страна не раз становилась ареной военных действий и политико-дипломатических хитросплетений между великими державами древности и средневековья, нового и новейшего времени. За последние годы были выявлены новые археологические материалы, архивные документы, письменные источники, позволившие объективнее рассмотреть многие исторические события.
Книга, написанная археологом А. Д. Грачем, рассказывает о том, что лежит в земле, по которой ходят ленинградцы, о вещественных памятниках жизни населения нашего города в первые десятилетия его существования. Книги об этом никогда еще не было напечатано. Твердо установилось представление, что археологические раскопки выявляют памятники седой старины. А оказывается и за два с половиной столетия под проспектами и улицами, по которым бегут автобусы и трамваи, под дворами и скверами, где играют дети, накопились ценные археологические материалы.
Материалы III Всероссийской научной конференции, посвящены в основном событиям 1930-1940-х годов и приурочены к 70-летию начала «Большого террора». Адресованы историкам и всем тем, кто интересуется прошлым Отечества.
Очередной труд известного советского историка содержит цельную картину политической истории Ахеменидской державы, возникшей в VI в. до н. э. и существовавшей более двух столетий. В этой первой в истории мировой державе возникли важные для развития общества социально-экономические и политические институты, культурные традиции.
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.