Происхождение Каббалы - [59]

Эоны и архонты на этой стадии могут быть частично отождествлены друг с другом, и это очевидно не только по замечаниям о четвёртом и пятом логосах, где эон гебура, «сила» (раздел 77), сам является архонтом, cap, надо всеми святыми формами слева, но и по замечаниям о Праведнике, который в разделе 123 прямо обозначен как архонт, стоящий над двумя следующими «силами», представленными в виде ног человека. Эта терминология понятна, если предположить, что мир Меркабы приравнивался с персонифицированными абстракциями и ипостасями древнейшей фазы эволюции, ведущей к Каббале. Чем дальше продвигался этот процесс, тем больше была склонность сдвигать Меркабу всё ниже, как позже и случилось. То, что эта склонность присутствует, хотя ещё не полностью доминирует в Бахир, показано, прежде всего, символизмом последних двух сил, где едва ли что-то остаётся от оригинального символизма Меркабы, и самые заметные черты зарождаются в совершенно иных сферах.

8. Символизм Шехины и Женского : Драгоценность

Важнейшее значение для этой концепции последней сефиры имеет её подчёркнутая связь с символами женского. Тогда как в третьей сефире, бина, образ матери мира появляется только мельком, последняя сефира проявляет изобилие образов, которые связаны, прямо или косвенно, с женским. Похожие образы появляются достаточно часто в Аг аде, прежде всего в агадических притчах, где, однако, они никогда не связаны с Богом или аспектами Божества, считающимися за женские. Агада ничего не знает о такой образности, и мы тщетно будем искать её в литературе гнозиса Меркабы. Применение таких образов к мидда Бога, считающейся женской, и их последующее введение в мир гностического символизма было одной из самых далеко идущих разработок в формировании Каббалы. Трудно сказать, следует ли рассматривать этот процесс как прорыв древних, мифических образов и «архетипов» в мир, где они были чистыми метафорами, или обновлённым историческим контактом с гностической традицией, которая никогда не переставала пользоваться такими образами. Состояние древнейших сохранившихся текстов не позволяет нам сделать выбор между этими альтернативами, если, конечно, это настоящие альтернативы, а не взаимно совместимые возможности, как вполне может быть. Более тщательное изучение этого символизма показывает, как глубоки были метаморфозы образности Агады в процессе формирования идей о последней сефире.

В частности, три или четыре концепции, которые выходят далеко за пределы всего встречающегося в древней Агаде, в Бахир отождествляются друг с другом: невеста, дочь царя или, попросту, дочь как таковая, Шехина, и община Израиля. Вдобавок, есть символизм земли (которая зачинает), луны (которая не имеет своего света, но получает свет от солнца), этрога, «плода красивых деревьев» в праздничном букете (Лев. 23:40), который считается женским, и финика, считающегося образом вагины. Первые четыре концепции используются взаимозаменяемо в Бахир; и это совершенно ново. В талмудической литературе Шехина никогда не является символом женского; ещё менее она тождественна общине Израиля, неважно, как часто или легко последняя персонифицируется. Шехина в талмудической литературе — это всегда попросту сам Бог, то есть Бог, насколько он присутствует в конкретном месте или в конкретном событии. Это «присутствие» или «пребывание» Бога точно передаётся еврейским термином Шехина. Существительное используется только для обозначения «пребывания» Бога, его присутствия, и никогда — для какого-то твар-ного существа. Нигде оно не отделяется от самого Бога, как, например, миддот милосердия или строгого суда, которые уже в Агаде представлены как появляющиеся перед Богом и даже спорящие с ним на манер ангелов. Во многих отрывках термин может быть заменён такими выражениями, как Бог, Хозяин мира, Святой, да будет он благословен, и так далее, безо всякого изменения смысла. Вопреки предположениям многих учёных в их поиске ипостасей и концепций, которые занимают промежуточную позицию между Богом и миром, Шехина — это не качество Бога, если только это не качество его цельного и нераздельного присутствия[245].

Верно, что в талмудический период эта концепция уже имела потенциал для гностического гипостазирования. На самом деле, в Талмуде однажды упоминается множественное число шехинот, но в намеренно отрицательной и ироничной манере. Sanhedrin 39Ь вкладывает в уста римского императора вопрос, которым он якобы дразнил Раббана Гамалиэля (ок. 100 г.н.э.): «Ты утверждаешь, что на каждом собрании из десяти покоится Шехина? Сколько шехинот [на арамейском: шехината], по-твоему, здесь?» Это множественное обобщение, конечно, уже не допускающее приравнивание Шехины с высшим Богом, похоже, было самоочевидным среди ман-деев, литература которых переполнена упоминаниями мириад миров, утрас (сокровищниц с богатствами) и шехинот, хотя мы так и не узнаём, что же они в точности из себя представляют. Это существа или места света, которым не приписывается никакая конкретная функция. Среди манихеев пять членов царя рая света тоже называются пятью шехинот