Прогулки по Раю печали - [9]

Поезд отбудет в десять минут одиннадцатого.

— Аристаша, без пяти…

Он отдает билет на проверку. Заходит, отыскивает нужное купе. Бросает вещи на полку. Садится. Всматривается в окно, проверяя, не появился ли Тим.

Но Тима нет.

Тима. Нет.

Стах быстрым шагом покидает купе.

— Аристаш, да что же это такое?.. Ты куда собрался?

II

Стах был готов рвануть рано утром, после бессонной ночи. Он был собран уже в шесть. Он ждал, что его хватит безумие. На завтраке, в такси и на подходе к вокзалу. Он не помнит, чтобы так переживал за что-то. Ни разу в жизни.

Вдруг Тим заблудился? Перепутал время?..

Или еще хуже… передумал?

Стах крутится вокруг своей оси, осматриваясь. Чувствует, как начинает сходить с ума. И сводить с ума мать, которой большого повода, в общем-то, не надо…

— Аристаша!..

Она спускается на перрон.

Две минуты. Тим обещал быть вовремя.

Он не приходит.

Если как в прошлый раз, может, он явится в последний момент, чтобы сказать: «Я не поеду».

Или не явится вообще.

Три минуты.

Ветер режет глаза. Мутнеет пространство. Ноет колено.

Теплый клубок волнения давно превратился в колючего холодного ежа — и катается во внутренней истерике, разгоняя вокруг себя дюжину маленьких смерчей.

Голос разума твердит: «Держи лицо».

Но Стаху наплевать.

Если Тим не едет…

— Аристаш, да что же это?..

К черту Питер.

К черту Питер, если Стах останется без Тима. Он ждал последние месяцы — гребаный Питер из-за Тима. Он никогда так ничего не ждал.

Она не понимает.

Четыре. Просят выйти провожающих.

Еще шесть минут.

Шесть минут — на что?..

Мать ничего не добьется: Стах не слышит, что она говорит. Кровавый шум в ушах — и ничего больше. Стах собирается вернуться за вещами, как вдруг на него налетает Маришка. Она врезается в него и обнимает, а он пошатывается — и еле удерживает ее.

Простреливает ногу болью. Он шипит.

Она пугается и отстраняется.

— Рыжик, ты чего?..

Он стискивает зубы, он уже тянется к ноге, но замирает и просит ее почти беззвучно:

— Скажи мне, что он здесь…

— В другом вагоне…

Он прикрывает глаза и выталкивает воздух из легких. Оседает вниз и обхватывает пальцами колено.

— Аристаша…

Он поднимает голову и просит Маришку кивком.

«Проваливай».

Она замечает молодую женщину, слишком молодую для ее расшатанных нервов, выхватывает взглядом светлое лицо и рыжину волос, скрученных в тугой прическе. Тим не мог не сказать ей, какая она — мать Стаха. Маришка делает шаг назад.

— Я только поздоровалась… — говорит глухо. А потом желает: — Хорошей вам поездки.

— «Поздоровалась» она?! Что ты наделала?

Стах пытается:

— Не она…

— Я видела.

Стах смотрит на Маришку, та — на него. Они оба без слов просят друг у друга прощения. Потом она резко разворачивается и стучит каблуками, убегая в хвост поезда. Короткая юбка прыгает, неприлично оголяя ноги в сетке колготок.

Голос матери леденеет:

— Стах, откуда ты знаешь эту…

Плохо, что не Аристаша… Все остальное, включая время до отправки, — хорошо…

III

Стах сверлит стрелку часов взглядом. Документы проверили сорок минут назад. Тима нет.

Все утро нет Тима. Только острая его нехватка.

Надо было ехать с ним. Надо было придумать, как это сделать. И не пришлось бы теперь изводить себя.

Еще лезут всякие мысли… А что, если Тим попросил Маришку соврать? Чтобы Стах уехал. Тим много знает, больше прочих. Тим бы мог…

Стах сидит на нижней полке, вежливо предложенной ему соседями. В соседях у него добродушная старушка с любознательной внучкой.

Девочка пытается вовлечь Стаха в диалог. Стах тоже пытается вовлечься и дежурно ей улыбается. Когда он выпадает, она хлопает его по колену: «Послушай-послушай», — но его хватает лишь на несколько секунд. И то колено, по которому она хлопает, мелко дрожит. Нога поставлена на носок, в ней пульсирует боль.

Стах оглядывается на проход. Снова и снова. И ждет. Он не может не ждать.

И когда Тим все же появляется…

Стаху кажется, что поезд — съехал в невесомость.

Стах смотрит на Тима, проваливаясь в момент, в пропасть контакта между ними.

Тим.

С ошалевшим, перепуганным взглядом. Если бы Стах видел себя со стороны, он бы понял, что сам не лучше. Но вот Тим узнает, прикрывает глаза и успокоенно выдыхает. И вдруг он становится мягкий, как воск, оплавляется, теряя форму — и скользит вниз тяжелой каплей, к Стаху, снимая с плеча сумку.

— Арис… — зовет несчастно.

Внутри падает все, что поднимали в воздух внутренние смерчи. Еж выпускает миллиард иголок, раздирая все, что может разодрать, все, что до сих пор было целым…

Стах хватается за Тима рукой, не отдавая себе отчета в собственных действиях, — и не может ему предъявить. Он вообще ничего не может.

Тим соображает, что они не одни, оглядывается. Здоровается слабым кивком. Потом возвращается к Стаху. Тот в себя не приходит.

— Как?… как попрощался с мамой?

Стах пытается вспомнить, как… Откапывает в памяти истерику о Маришке, новую волну вопросов, где он пропадал, на какую ходил вечеринку, и угрозы, что он сейчас никуда не поедет…

Он криво усмехается. Он говорит:

— Да как обычно…

Девочка тянется к Тиму через Стаха, спрашивает у него:

— Ты чего плишел? Ты с нами?

Тим переключается. Он замечает ее, ловит в фокус, заторможенно кивает, пытается ей улыбнуться.