Прогулки по Раю печали - [17]

А Тим, закрывая дверь, замечает между делом:

— Так ведь ты — за него…

Это еще обидней, чем «Арис, возьми себя в руки, ты атеист».

Стах вспоминает утро первого числа, когда Тим заявил потрясающее: «Зачем тебе вообще со мной разговаривать?» — хотя Стах, в отличие от некоторых, болтает без умолку и Тима развлекает. Вспоминает просто потому, что Тим какой-то нервный — и повысил на Стаха шепот.

— Слушай, Тиша, что в тебя по утрам вселяется?

Они идут по коридору, и через два купе Тим придумывает ответ:

— Ты уверен, что хочешь знакомиться?..

Стах прыскает. Проходит еще купе — и тормозит на Тимов манер. Потому что хочет Тима уличить:

— «Думать о прекрасном»?

Тим поджимает губы, чтобы не улыбнуться.

— Я иронизировал…

— Серьезно?

— Нет…

— Нет?..

Тим смотрит на улыбчивое лицо Стаха так, словно это — лицо дурака. Подумаешь, тот хочет быть прекрасным, у каждого свои слабости.

А Тим выдает:

— Как ирония может быть серьезной?..

Стах теряет улыбку.

— Тебе надо проспаться.

До Тима доходит только в купе.

II

Стах все еще крутит мысль, что может расстаться с Тимом, не доехав до Питера… Они, похоже, встречаются, да?.. Этого стоило ожидать, когда они признались. Наверное. Стах не в курсе. Тим у него первый раз.

Стах думает об этой новости больше, чем о реакциях Тима.

Все спят. Лена спит. Но может проснуться в любую секунду. Стах действует на опережение. Он достает завтрак и лезет к Тиму на полку.

— Ты чего?..

— Я в гости.

Тим не понимает. А потом еще и начинает нервничать:

— Эта штука не упадет?..

— Не должна.

— Арис.

— Не упадет.

У Тима пугливо-скептический вид. Стах заверяет:

— Тиша, я клянусь. Ты такой тощий, что мы как один человек, переевший фастфуда. И не такое лежало. Все под контролем. Производители — они толерантные.

Тим — тоже: он не Стах. И он — не одобряет.

Стах достает влажные салфетки. Одну для себя. Вторую для Тима. Потом спрашивает Тима:

— Тебе надо?

Как будто у Тима есть выбор.

Потом соображает, что нет у Тима выбора. И выкидывает на него еще несколько салфеток.

Тим такой пришибленный, словно его бьют.

Очень хочется вредничать. Но Тиму такого не объяснишь. Даже себе самому.

Стах вытирает руки, избавляется от салфеток.

Тим внимательно следит за ним. Стах достает ему пирожное, отдает.

Тим, конечно, берет, но не ест, а продолжает следить за Стахом. Тот деловито ковыряется в сладостях с таким видом, словно все хочет выбросить.

— Вообще-то, мать еще положила каши. Может, ты хочешь? Ну, знаешь, такие каши, которые заливают кипятком… Они сладкие, будешь?

Тим ничего не отвечает. Стах проверяет: вдруг кивает? Тим, в общем-то, действительно кивает — как-то заторможенно.

Стах лезет вниз, словно отдали приказ.

III

Он заносит в купе миску и запах персиковой овсянки. Тянет Тиму снизу и забирается обратно.

Тим еще немного наблюдает Стаха. Затем ковыряется в тарелке и пробует. Видимо, он убеждается, что не совсем отрава, и тянет ложку Стаху. Тот, разумеется, терпеть не может эти каши, но из Тимовых рук он будет есть хоть карамель в сиропе.

Тим отдает Стаху миску. Тот выгибает бровь:

— Что, ты наелся?

Тим лезет через него к своей сумке, шумит молнией. Стах уже обо всем забыл, пока Тим — над ним. Даже дышать.

Тим возвращается и вручает Стаху творожок.

— Он, кажется, не очень сладкий…

Стах соображает. И размыкает губы.

Тим — святой. Стах смотрит на него покоренно.

— Спасибо.

Тим даже не замечает, чего сделал. Он снова ковыряется в каше — и кажется, не очень ей доволен. Каша плюхается с ложки. Тим вылавливает кусочек персика. Наверное, у него дежавю.

— Твоя мама любит персики?..

— Нет, вообще-то, она больше по ягодам. Клубнике, вишне. Но я за персики: они не красные.

Тим поднимает взгляд. Теперь можно с уверенностью сказать, что обмен завтраками состоялся — и признание взаимно.

IV

Тим успел доесть, а Лена еще не проснулась. Это надо где-то записать, этим надо пользоваться. Более того, Стаху начинает казаться: этим пользуется даже Тим. Потому что тот успокоенно прижимается.

А еще в какой-то момент говорит:

— Думал, ты будешь бегать…

Стах молчит… А что ему сказать? Определенно, предупреждение о стояке — лучше, чем продолжение банкета в туалете поезда и паническая атака. И точно лучше, чем расстаться с Тимом…

— Там было тесновато бегать. Я же не таракан: пол — это мой потолок.

Тим улыбается. Кому еще — с дурацких каламбуров?

А потом он тычется носом в плечо и, посидев так немного, сползает вниз, прижимается щекой. Он вроде ничего не делает. Но Стаха пронимает, и он шепчет:

— Жжешься.

Тим плаксиво изгибает брови и почти мурчит.

— Котофей, ты такой котофей… — усмехается Стах. — Почесать тебя за ушком?

А Тим отвечает серьезно:

— Угу…

— Тиша, я пошутил, — умоляет Стах, — с тобой надо поаккуратнее. А то потом еще… встанет… вопрос.

Настало время — для тупых улыбок.

И очень тупых фраз.

Потому что Тим шепчет:

— Он не настолько изогнутый…

Тим.

Стах не знает, как докатился до того, что обсуждает с Тимом его член.

Это кранты.

После такого — только прыгать с идущего поезда.

Стах ставит Тима перед фактом:

— Так, Тиша, я морально не готов к таким разговорам.

А тот улыбается. По-настоящему, а не как обычно.

И Стах ему прощает, потому что: