Прогулки по Раю печали - [118]
Нет, ну разумеется, Стах сразу бросил вызов — и нам, и Тиму, и обществу. Казимир Малевич, «Черный квадрат».
«Первый шаг чистого творчества в целом», — сказал Малевич. Он отказался от предметности, он отказался от ассоциативности. Он создал нуль в искусстве, математический нуль — в форме и цвете. Он назвал этот нуль «пустыней небытия».
И если у Тима в «пустыне» есть страдающий Христос, то у Стаха — только пустыня, только «ничто».
И с одной стороны, казалось бы, это подростковый бунт: Стах противопоставляет себя обществу, это его выбор — найти красоту там, где другие ее не видят, это его выбор — отказаться от искусства, но принять новую идею об искусстве, идею как само искусство. Философию. Да, парадоксальную, да, отвергающую все старое, все привычное, но приближающую его — к дому, настоящему дому, где бабушка — профессор философии, где мысль важнее, чем внешний лоск.
Но с другой стороны: как может «ничто» быть любимой картиной? Первой в списке. Не та ли эта черная дыра, не та ли пустота, которая росла в нем с каждым годом, пока он не повстречал Тима? Чувство оторванности от всего, что ему нравится. Подавление его порывов — к искусству. Подавление его личности в принципе. Ощущение тотального одиночества.
Казалось бы, чертов «Черный квадрат». И все-таки — не только бунт, не только вызов.
«Черный квадрат» Малевича
«Памятник III-му Интернационалу» Владимира Татлина, «заклятого друга» Малевича, вообще не является картиной. Это проект, который представляет собой синтез скульптуры, архитектуры и техники. Когда Стах утверждает, что это его любимая картина, он имеет в виду эскизы здания. Технарь, что с него взять!
Сам проект представляет собой железную конструкцию. Семь этажей, и каждый из них должен был вращаться вокруг своей оси, причем с различной скоростью (год, месяц, день). Эта конструкция задумывалась Татлиным как символ объединения людей, переставших понимать друг друга во время строительства Вавилонской башни.
В будущем Арис скажет в одном из разговоров: «Я всегда любил конструкцию в себе» — конструкцию ради конструкции («искусство ради искусства» Малевича). Совершенно парадоксально, что он выбрал именно Татлина — человека, который был ярым соперником Малевича, и утверждал, что искусство должно быть тесно связано с жизнью.
Впрочем, в будущем Арис доказал, что одно другому не мешает, но это совсем другая история…
Башня Татлина (Памятник III Коммунистического интернационала)
И наконец, «Потерянный жокей» Рене Магритта. Всю эту простыню с картинами я задумала, начав с него.
Мне нравится анализировать «Жокея», когда я думаю о Стахе и взрослом Арисе, замечая и ферзей, стоящих здесь вместо деревьев, и театральность, которую создает этот свисающий красный занавес, являясь частью большой постановки, и потерянность, и бесконечное бегство — от себя, от семьи, куда-то.
Бесспорно, ни одна картина не могла бы отобразить его внутренний мир лучше этой. И, конечно, он приберег ее напоследок. Он мало бы кому признался всерьез, что из всех картин, которые существуют в мире, — эта единственно, подлинно ему симпатичная, и никакие квадраты, никакие башни не смогли бы занять такое же место в его сердце.
Но, кажется, это понял лишь Тим. А теперь об этом знаем и мы.
«Потерянный жокей» Магритта
Анамнез | Ретроспектива падения
Кто обещал контент? Я обещал контент)) В преддверии новой главы немного поэзии от Тима. Песня будет фигурировать в тексте. Иногда я смотрю, чего смотрел Тим, и думаю, что он че-то древнее мира, но потом я вспоминаю, что у хороших вещей времени нет.
Из к/ф «Возвращение к жизни», 1971 г. Музыка — В. Баснер, слова — М. Матусовский.
Что за стихи читает Тим в Эрмитаже? Хороший вопрос. О птицах читает. Менее восторженно читает, чем было написано, поэтому я своевольно убрала все восклицательные знаки. Читает ровно, тихо и смущенно.
