Прогулки по линии фронта - [8]

Я проводил взглядом убегающую в развалины группу Кравченко. Потом принялся изучать окрестности.

Тут я буквально почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Я огляделся. Никого. Часовой все также ходит кругами. Взгляд заскользил по крышам и на одной из них я увидел снайпера. Он смотрел на меня в оптический прицел. Размышляя о том, чей это может быть снайпер я достал из кармана сигарету, закурил, выпустил дым и помахал ему рукой. Он отвлекся от окуляра, помахал мне в ответ и снова припал к оптическому прицелу.

Интересно чей это стрелок? — подумал я. Наш или боевик? Я снова посмотрел на снайпера. Он по-прежнему изучал меня в окуляр.

Ну, фигли с ним сделаешь? Если это боевик, то мне все равно кранты. Я уже от него никуда не денусь. Если наш — то пусть разглядывает мне не жалко. Надо наверное не показывать виду, что ты его боишься. Я демонстративно отвернулся от него, точно он меня больше не интересовал и стал разглядывать другие крыши. Наконец из двора показалась наша группа. Я хотел крикнуть, что на крыше снайпер, но когда посмотрел в его сторону, крыша была уже пуста.

Кравченко энергично замахал нам рукой, чтобы мы бежали к нему. БМП устремилась по улице следом. Мы выскочили на перекресток, свернули вправо и я оторопел. Через каждые двадцать-тридцать метров — стояли остовы сгоревших танков и БМП. Башни танков валялись чуть ли не в ста метрах от корпуса. И трупы, трупы, трупы. Везде. Невозможно шагу ступить, чтобы не наткнуться на убитого. Мы стремглав бежали вдоль улицы. БМП вышла на середину и развернула ствол в сторону кирпичного забора. За ним находился какой-то завод. И там как раз шла отчаянная перестрелка.

— Бегом крикнул Кравченко, — Не останавливаться! Держаться за БМП!

Мы рванули по улице что есть мочи. И тут я понял какой я богохульник. Я молился Богу вперемешку с матом. Над головой то и дело слышался посвист пуль.

— Стой! — закричал мне Кравченко и показал на солдата. Пуля угодила ему точно в лицо. Он лежал на спине, раскинув руки. На нем был новенький бронежилет.

— Скорее снимай, я подожду, — он присел рядом с автоматом на изготовку.

— Что снимать? — я стоял как дурной разводя руками.

— Бронежилет, идиот, снимай.

— Я, я, я не могу, — в груди у меня все сжалось от страха.

— Вот бля! Бежим тогда, нехуй тут околачиваться, — крикнул Сергей и мы снова рванули по улице. По стенам домов лупили шальные пули.

Мы подбежали к пролому в кирпичном заборе. Здесь уже притаились на корточках офицеры из нашей группы. За забором бешено вертелась перестрелка. Ухали взрывы гранат.

— Кто там? — спросил я.

— Хер его знает, — ответили мне, — Иди, спроси, мы так и быть подождем, — хихикнули офицеры.

— Ага, если че, зови на помощь, — добавил кто-то из них.

Я промолчал.

— Раз не хочешь идти, — продолжил офицер-приколист, — Тогда надо туда ебнуть. А потом посмотрим, что случится.

Он уже достал гранату, как тут из подъезда, позади нас выскочила группа в грязно-белом ментовском камуфляже и сферических касках.

— Не стреляйте, — заорали они, — Там наши духов по заводу гоняют.

— Вы кто?

— Мы из Софринской бригады.

— Тут ваши земляки из Москвы, — показал на нас Сергей.

Но нашим подмосковным софринцам было по хер. Они на нас глянули мельком и стали обсуждать что-то с офицерами.

Обстановка оказалась сумбурной. Как таковой линии фронта не было. Бои шли повсюду. Зачастую один дом или двор принадлежали федералам, а соседний — боевикам. Мы оказались примерно между двумя зонами, которые контролировали боевики. Впереди софринцы вышибали из завода противника. Отходить можно было только по той же дороге, по которой мы сюда и приехали. Это было не хорошо. Вполне возможно, что боевики тоже об этом знают или скоро узнают. Значит они могут сомкнуть кольцо у нас в тылу и устроить нам при отходе засаду.

Подкатили наши БМП с УРАЛом. На улице сразу стало людно.

Помимо экипажей и десанта из БМПэшек, на улице оказались и горожане. Они вылезали из каких-то немыслимых щелей среди развалин. Здесь были люди всех возрастов и национальностей. В руках у них были сумки, жестяные банки, пластиковые бутылки.

Женщины, старики, дети подходили к машинам и солдаты отливали им керосин в жестяные банки и пластиковые бутылки. Доставали коробки с консервами, делились лекарствами. Мне так и не удалось ни с кем из них толком переговорить. Грозненцы отвечали как-то все односложно и узнав, что я журналист спешили поскорее отойти. С таким же успехом я мог представляться ФСБэшником. Я поделился с одним из военных своей проблемой:

— Не мудрено, — сказал офицер, — Среди них есть наводчик от боевиков. Они его знают, но никогда не выдадут. Боятся. Они не только с тобой не хотят говорить. Я сейчас отведу тебя к одному человеку, он тебе такое понарасскажет.

Мы зашли за БМП. Нужный человек, как раз отдирал примерзший труп солдата, кошкой на веревке.

— Минируют трупы, суки, — пояснил он, — Вот и приходится сначала зацеплять его кошкой, а потом в сторонке дергать за веревку.

Ему объяснили мой вопрос: — Знаешь, — и кадык этого подполковника заходил вверх-вниз, — Я тут мать свою встретил. Кинулся к ней, а она сделала вид, что не узнала меня. Зашла за машину, я за ней. А она мне говорит: сынок не называй меня мамой, а то меня боевики убьют. Я даже забрать ее не мог. Она ехать не хотела, за друзей по подвалу волновалась… — подполковник отвернулся и крикнул солдатам, чтобы помогли отнести труп в машину.