Прогулки по Европе - [11]

5-е. Отправляемся с Анри пешком в Валь-д'Изер. Впервые в жизни вижу горнолыжный курорт – с подъемником-кабиной, с подъемниками из сидений, с размеченными трассами спуска: легчайшей (многокилометровой), легкой, средней и самой крутой.

Поднялись в кабине до верха. Потом погуляли немного в сторону Mont Pourri – любимой горы Анри. Сделали еще один пеший переход: Анри захотел показать мне великую плотину Tignes. Действительно прекрасное мощное сооружение; я вспомнил журналы по архитектуре, которыми в моем детстве был заполнен весь дом, – мой отец лишь из-за техномании его эпохи стал инженером, а не архитектором.

6-е. Сент-Фуа. Утром немножко позаписывал patois (местный говор) у хозяина гостинички Франсиса Рекордона. К вечеру хозяева везут меня вниз в долину на парижский поезд. Прошел дождь со снегом, и горная дорога полностью покрыта коркой льда. Каждый поворот серпантина – испытание водительского мастерства и нервов. Приходится останавливаться у придорожных ресторанчиков и расслабляться за рюмочкой перно. Это, так сказать, национальный напиток южной Франции. Угощают и меня. Неосторожно отхлебываю полный глоток – и наступает клинч: проглотить этот чудовищный аптечный концентрат из капель датского короля нет никакой возможности. Горло схватывают спазмы, из глаз текут слезы, а хозяева с живейшим интересом, как на петушиных боях, смотрят, что будет дальше. Проглотить, конечно, пришлось, но больше уже не соглашался на это их национальное угощение никогда.

Вторник 8 января. Париж. Я уже приобрел кое-какой опыт жизни в Ecole Normale. Знаю, например, что, когда приходишь утром к своему столу, а масла уже не осталось, то можно попробовать сходить на кухню и попросить у интенданта еще масла – иногда это увенчивается успехом. Вообще жизнь хоть и нельзя назвать голодной, но все же готовность еще чего-нибудь съесть почти постоянная. Столы на восемь человек, и все, что возможно, подается неразделенным. Накладывают сами, соблюдая некие неписаные нормы умеренности, а остатки уже откровенно доедают самые активные.

В какой-то момент у старших учеников Ecole Normale наступает полоса экзаменов agrégation (приблизительно соответствующих нашим аспирантским). Экзамены тяжелейшие, продолжаются по семь часов. Сдающие добросовестно предупреждают своих соседей по столу, что на обед им попасть не удастся. И вот тогда у оставшихся получается роскошное усиленное питание. Мне однажды довелось оказаться вдвоем за столом, который, как всегда, сервировался на восьмерых. Всего съесть не смогли, но все же изрядно продвинулись к этому. Остатками поделились с соседними столами.

Поразительным для русского человека образом к числу немногих вещей, от которых на столе кое-что все-таки иной раз остается, относится вино! Первое время я не мог удержаться, чтобы этим не воспользоваться. Но постепенно понял, что от вина отказываются те, кто собрался всерьез позаниматься.

Чего не остается на столе ровно никогда, это салата – хотя бы за восьмерых ели двое. Салат вообще играет за обедом ту ритуальную роль, которую по нашим представлениям должно было бы играть вино. Салат подается в огромнейшей миске, а отдельно к нему подается соус. В некий непонятный постороннему момент один из застольщиков, признанный по какому-то бессловесному тайному согласию самым уважаемым из восьми, встает и приступает к ритуальной операции под названием «размешивать салат». Только совершенно ничего не понимающему может показаться, что ничего тут хитрого нет. Операция длится долго, и все смотрят на нее почтительно и терпеливо. Какой же неизмеримой чести я удостоился однажды ближе к концу года, когда мне вдруг сказали: «Ну, Andréi, нам кажется, что ты уже дорос до того, чтобы размешать нам сегодня салат!»

У каждого есть в столовой свое определенное место. Но на то и свобода, чтобы даже это не было чем-то непреодолимо окончательным. Дело в том, что по неописуемой эколь-нормалевской свободе у учеников имеется неписаное право привести с собой в столовую приятеля – и даже приятельницу! Этим правом пользуются не очень часто, но пользуются. И если ты, придя к своему столу, видишь на своем месте незнакомца или, тем паче, даму, долг чести повелевает с легким поклоном отправиться к чужим столам в поисках местечка, где кто-нибудь не пришел.

Среда 9-е. Очередное занятие у Рену. На эти занятия я хожу совершенно регулярно. Отчаянное прогрызание полных грамматик как будто бы дало некоторые плоды: как кажется, я уже близок к тому уровню, который Рену считает само собой разумеющимся.

Манера Рену изумительна. Он все время говорит сам. Вопросов почти не бывает. Но это не потому, что вопросы задавать не полагается. Просто он так точно предвидит все возможные трудности, что успевает их прокомментировать раньше, чем зададут вопрос. Но, конечно, лишь те, которые законны при предполагаемой им исходной подготовке.

Однажды я все-таки, в нарушение этого общего стиля, рискнул задать вопрос: «Почему такое-то слово в стихе безударно?» Рену не мог представить себе, что слушатель не знает такой простой вещи. Он ответил: «Это-то совершенно очевидно. Вы, конечно, имели в виду не это слово, а следующее за ним. Его безударность действительно объясняется не так просто». И он аккуратно объяснил причины безударности следующего слова.