Прогулка с нелюдем - [5]

— Строг же ты к людям, — заметил я. — Сам-то ты намного лучше?

— Я выше всех людей, — ответил он, — я живу в башне. Я их не лучше, я совсем другой. Я наблюдаю и не вмешиваюсь ни в чью жизнь. Поэт должен жить только так.

Он прислонился к стене и провел рукой по струнам.

— Так ты поэт? — переспросил я. — Ты поешь для уборщицы?

— Нет, ей не пою. Она все равно в этом ничего не понимает. Она слишком молода и наивна. Она влюбится в каждого, кто может срифмовать пару строк. Мне такие слушатели не нужны — слишком просто и необъективно.

— Тогда изобрази чего-нибудь мне.

— Запросто.

Он присел на край лестницы и стал изображать. Он не пел, его голос не годился для пения, он напевал, совсем негромко, медленно перебирая аккорды:

«Где далек и город, и деревня,

На высокой и крутой скале

Замок был, наверно, самый древний,

В нем жил принц, последний на Земле.

Был тот принц известен повсеместно:

Принц из сказки, больше нет таких,

И о нем мечтали все принцессы,

Веря, что и он грустит о них.

Проводил балы он регулярно,

Всех принцесс к себе он приглашал,

Звал артистов, самых популярных,

И гостей всегда был полон зал.

На балах принцессам непременно

Ручки принц галантно целовал;

Был он настоящим джентльменом:

Не курил, отлично танцевал.

Окна замка до утра светились,

И не умолкал бокалов звон,

И от вальса головы кружились,

И сердца стучали в унисон.

Каждая принцесса забывала,

Торопясь домой, иль просто так,

Где-нибудь у выхода из зала

Туфельку, кроссовок иль башмак.

Думали: вот принц найдет пропажу,

И принцессу вспомнит он опять,

Может быть, взгрустнется ему даже,

Может быть, пойдет ее искать…

Как-то стал он в замке прибираться

И нашел за считанные дни

Туфелек, наверное, штук двадцать,

Семь перчаток, трусики одни…

Но ничто не вызвало печали,

Принц опять устроил пышный бал,

А принцессы все напрасно ждали —

Ни с одной он встречи не искал.

Этот принц совсем не бессердечный,

И совсем уж не его вина,

Что, принцессам нужен принц, конечно,

Только принцу золушка нужна.

Тает снег, потом приходит лето,

Опадают листья, снег идет…

Пролетают годы незаметно,

Ждут принцессы, принц уже не ждет».

— Ты и есть этот принц? — спросил я.

— Не ехидничай. Принц это литературный образ. Я тут не при чем.

Я еще раз посмотрел вдаль.

— А ты знаешь, что там, за капустным полем?

— Да, — ответил отшельник. — Там старое кладбище. Церковь отсюда видно. И кладбище, и церковь давно заброшены. Вот там точно есть нечисть. Если она тебя интересует, тебе надо обязательно сходить туда, скажем, около полуночи.

— Значит, за полем никто не живет?

— Там есть один домик. Раньше в нем жил священник, а кто живет сейчас — не знаю. Летом в нем отдыхает какая-то городская девица. Иногда она ходит в деревню на разные местные праздники, иногда гуляет здесь, перед замком.

Отшельник из башни расставил все по местам. Как я ему завидую! Смотреть на мир сверху вниз, ни во что не вмешиваться, видеть и понимать все в мире — об этом я всегда мечтал. А я пытался во все вникнуть, во все встрять, удариться лбом о каждую стену, отбить ноги о каждую дверь. Я ходил по улицам, заглядывая в окна, вслушивался в песни и смех, задавал вопросы и ждал ответа, но мир остался для меня закрытым. Я ввязывался в разные истории, но все, что случалось, происходило не со мной. Я бежал и обгонял, но никогда не был первым. Оказывается, можно было просто забраться в башню и не выходить оттуда! Но это не для меня. Башня уже занята.

IV

Стемнело. Когда я вышел, она стояла на крыльце замка. «Что же тыне пришел? — спросила она. — Я ждала тебя весь день».

Я молчал. У меня замерзли пальцы. Конечно, я хотел идти к ней уже сегодня, я никак не ожидал, что она придет сама.

«Ты идешь?» — спросила она.

Я молча кивнул.

Мы шли рядом. В темноте я все время боялся оступиться, она же, хорошо зная дорогу, шаг не сбавляла. Через капустное поле мы вышли на кладбище. В темноте я запинался об обломки памятников и низкие оградки. Луна почти не показывалась из-за туч. Лишь изредка ее лучи подсвечивали могилы и дорогу, по которой мы шли.

— Боишься?

— Нет, — уверенно ответил я. — Чего боятся? Я не боюсь мертвецов. Я знаю одного. Работает шофером. Классный мужик. Только воняет. И морда как у…

— Помолчи! — перебила она. — Это у тебя лучше получается.

Я замолчал. Мне было приятно, что ей нравится, как я что-то делаю. Никакого страха я действительно не чувствовал. Мои мысли были заняты совершенно другим: их у меня вообще не было.

Мы подошли к домику на краю кладбища. Дверь открылась бесшумно, я почему-то ждал, что она заскрипит. Не включая свет, мы вошли в комнату. Я обернулся, но ничего не увидел. Было темно. Холодные длинные пальцы переплелись с моими. Каждая клетка моего тела почувствовала это прикосновение. Я сам весь похолодел. Как долго тянулись секунды этого рукопожатия! Неужели она чувствовала то же, что и я? Ее пальцы немного шевелились, как бы поглаживая мою руку, то ли согреваясь, то ли проверяя, на месте ли я. Я сжал их крепче и протянул свободную руку. Моя ладонь прикоснулась к ней, скользнула вверх, рука будто затекла, она двигалась совсем медленно. Луна вышла из-за туч. Свет проник через окно, наполовину прикрытое занавеской, и осветил нас. Я увидел ее лицо. В бледном лунном свете она казалась еще красивей, чем днем, на поле. Взгляд был еще выразительней, а лицо еще грустней. Но, все же, днем, когда у нее была тень, она мне нравилась больше. Я никогда не думал, что девушку так красит ее тень, я был бы рад увидеть ее без чего угодно, только не без тени.