Прогулка - [27]

Глава 8

10.05.16

Крепость была построена в девятнадцатом веке, военное, то есть фортификационное сооружение, сотворенное не на виду. Каменные улицы, казематы и равелины прятались ниже уровня почвы, и травяной дерн накрывал каменные крыши казарм и оружейных складов. Так что издали это было просто заросшее травами холмистое пространство, откуда местами торчали внезапные кроны деревьев. И только подойдя вплотную, можно увидеть спуск, мощеные витые дороги, за поворотами которых открывались мощные стены с арками в помещения и черными входами в длинные туннели, пронизывающие холмы.

Поверху гулял свежий морской ветерок, светило полуденное солнце, а внизу стояла дремотная тишина, птицы тенькали в темной листве софор и акаций. Дугами раскидывались над старыми колодцами ветки шиповника, полные белых и розовых цветков. Кира медленно шла по вырытой в холме дороге, останавливалась, поднимая новую камеру. Иногда вытаскивала из сумочки привычную мыльницу — продублировать снимок, на котором — желтая от солнца стена, на ней вперемешку зеленые листья и тени от них, сводчатое окно с квадратом света на пыльном полу. Покинутая давно, крепость не казалась заброшенной, и Киру сперва волновало, найдет ли она нужные кадры, сумеет ли. Но снимать было так упоительно, так торжествующе голубело небо над острыми закраинами скал, в подножиях которых четко рисовалась каменная кладка, что она махнула рукой, и стала просто ловить камерой то, что останавливало взгляд.

Издалека слышался смех и крики. Там, в первой от моря линии зданий и выходов, знала Кира, есть чудная поляна, под зеленой сенью высоких тонких акаций. Очажок, бревнышки вокруг, вылощенные любителями пикников с шашлыками. Она пару раз ходила туда со Светкой и ее подружками, жарили сосиски, таскали из зарослей боярышника хворост для костра, а после спустились к морю, узкой кривой тропинкой, прорубленной в желтой скале. Плескались, смеясь, и к закату, усталые и совершенно довольные, брели к остановке с полными руками степных цветиков. Шашлычное место радовало Киру еще и тем, что мощно притягивало любителей праздного отдыха, они оставались на поляне, будто приклеенные и не бродили по огромным пространствам мощеных улиц, ныряющих с солнечного света в густую каменную темноту. Так что, можно было побыть одной, изредка встречая таких же гуляющих, но те не мешали. Мелькнет за поворотом велосипед, ведомый спешенным всадником, или тетка с пакетом, полным ягод шиповника. А дойдешь, свернешь — уже никого.

Когда Кира добралась к цели прогулки (оказалось, цель все же была, хоть и не подуманная) солнце светило уже сочно, готовясь к закату. Время с фотокамерой бежит быстро, без всякого волшебства, особенно, когда никто рядом не топчется, вздыхая от нетерпения.

…Маленькая тихая площадь, ограниченная высокими каменными обрывами, поверху совсем дикими, с щеткой травы на фоне небесной, густой уже синевы. А внизу в отвесной стене прорезаны полукруглые арки, невидные, скромные, отделанные серыми от времени деревянными плашками. Кто не знает, и внимания не обратит. И сама Кира много раз проходила мимо, потому что напротив чернел мрачный, значительный прямоугольник кромешной темноты. Такой мрачный, что поневоле притягивал внимание. Туда они как-то насмелились зайти, с приехавшей в гости подругой. Обе с фотоаппаратами, но без фонарика. Ступили пару шагов, беспомощно всматриваясь в плотную тьму туннеля с полукруглым потолком.

— Я телефон сейчас, — вполголоса сказала Лянка, и застыла, хватаясь за локоть Киры. И та взмокла спиной, слушая странные шелесты и шепоты, что кинулись на них сбоку, отскакивая от стен, убежали обратно, чтоб снова вернуться пересушенным затихающим эхом:

— Я-я-я, телефон-фон, теле-, теле-фон, он-он, сейчас-сейчас-час-час…

Шелест и шепот был громче сказанных Лянкой слов, и это напугало обеих так, что почти развернулись — выскочить, стукаясь рюкзаками о беленые облезлые стенки. Но эхо стихало, и замерло, чутко ожидая, когда слова накормят и оживят его снова. Кира истерически хихикнула, темнота с готовностью засмеялась в ответ, будто там, в боковых ответвлениях туннеля пряталась сотня противных гномов — издеваются, передразнивая.

Лянка засветила мобильник. И медленно, умирая от страха, они прошли черноту насквозь, не повернув лишь потому, что на середине пути после плавного поворота впереди ярко засветил белый квадратик выхода, на фоне которого все виднее гнулась тонкая ветка, такая живая, с листьями.

Потом, сидя снаружи на квадрах теплого камня, и новым, будто только рожденным взглядом скользя по траве, белым цветам, кривым стволам деревьев, Кира сказала все еще дрожащим голосом:

— Если бы там, на полпути, где в стороны тоже туннели, вдруг рявкнуло, я бы описялась, точно.

— Не ты одна, — согласилась Лянка.

Вдвоем нервно хохотали, представляя, как бредут обратно на остановку, в мокрых джинсах, с глазами в половину лица.

После Кира удивлялась, зачем их туда понесло. Но помнила — остаться снаружи не получилось. А внутри… Там не было хорошо, и не было плохо, как в других плохих местах. Там было… она помедлила, подбирая слово, — настороженно и выжидательно. Будто эхо относилось не только к голосам, но и к поступкам. И место готовилось повести себя так, как поведут себя они. Если бы мы испугались, подумала тогда Кира, пугаясь уже постфактум, и кинулись обратно, оно бы кинулось на нас. Эта темнота, такая плотная, будто черный кулак, и он может сбить с ног.