Профессия — киллер - [21]

И еще мне не понравилось, что он, перед тем как уйти, забрал снимок, который вытащил из альбома, и буквально прикарманил — положил в карман дубленки. Больше этого снимка я не видел никогда, но хорошо помню, что на нем была запечатлена мамина группа в день выпуска из университета.

На этом снимке мама стояла рядом с молодым стройным мужиком кавказского типа. Как она мне говорила, это был преподаватель истории. Знаете, как дети пристают: «Мама, мама, а кто этот дядя рядом с тобой? Это твой жених?» Позже, когда я вспомнил про прикарманивание снимка, догадался, что тот историк и есть Дон, Донатан Чанкветадзе.

Все-таки я решил последовать за своенравным типом и вышел из дому, ничего не взяв с собой. Нечего было, все пропил. И даже, кажется, не запер дверь — черт знает когда в последний раз видел ключи.

Я сел в автомобиль и через некоторое время оказался в двухэтажном особняке. А еще спустя короткий промежуток времени я сидел один в какой-то диковинной ванне, ранее виденной мной только в фильмах, — она была круглая такая, здоровенная, доверху наполненная пенной ароматной водой, которая каким-то чудесным образом бурлила вокруг меня.

Немного привираю: я был не совсем один. Меня мылила и терла какая-то женщина, молодая и сильная, поскольку сам я, полежав в горячей воде минут пять, что-либо сделать с собой был не в состоянии. Она тут же, вытащив голову за борт, стригла и брила меня, затем снова принялась за мытье, во время которого я умудрился пару раз заснуть — так расслабился. После того, как она меня вытерла и одела в иноземный спортивный костюм, я очутился за столом.

Передо мной были какие-то фрукты, зелень, мясо и куриный бульон. От вида и запахов пищи я вдруг до страшной боли внутри ощутил голод. Я начал что-то глотать, даже не успевая разжевывать, но тут же почувствовал острую резь в желудке, такую сильную, что не выдержал и застонал. После этого у меня все отняли, напоили куриным бульоном и затащили куда-то наверх, где запросто, без церемоний бросили на кровать.

Я уснул и проспал до обеда следующего дня, что меня позже удивило, поскольку накануне я ведь не трудился до потери сознания, а только валялся на своем продавленном диване и пытался умереть с голоду.

Проснувшись, я был до отвала накормлен, после чего опять завалился спать. А поздно вечером, наконец-то выспавшись, я поднялся удивительно бодрый и казался себе таким свежим и чистым, каким не был никогда в жизни.

После того как примитивные потребности были удовлетворены, я начал размышлять. Вернее, процесс шел и раньше, с того самого момента, как я попал в этот дом, но как-то вяло. Неопределенно, как принято выражаться у категории типов, желающих прослыть умниками, — спонтанно.

А сейчас я сидел — чистый, благоухающий немецким шампунем, накормленный хорошей пищей — и потягивал из высокого стакана через пластмассовую соломинку какое-то ароматное пойло с маленькими градусами и большим куском лимона. И соображал.

Ну, положим, этот друг семьи протянул мне руку помощи только из сострадания и в памяти о моей матери. Может быть. Однако я далек от мысли, что человек, имеющий такой вот дом — а в этом доме такое, чего я никогда и не видел раньше, — от нечего делать занимается благотворительностью, иначе говоря, бескорыстный альтруист. В противном случае он бы просто не имел такого дома, а жил, как все, в коммуналке или, на худой конец, в бетонной хате на седьмом этаже. Это мое личное мнение, и никто не переубедит меня.

А поскольку это так, значит, у этого типа на меня какие-то виды. Значит, я ему зачем-то нужен, и потому не стоит униженно возносить хвалу за благодеяние, а нужно вести себя с достоинством. Примерно как посол маленькой, но сильной страны на званом обеде у правителя страны большой.

Так я рассуждал, сидя в гостиной на первом этаже, совершенно один на один с коктейлем, и не торопясь разглядывал висящие на стенах картины.

Определившись в общих чертах с моделью поведения, я стал рассматривать детали интерьера и пытался по отдельным предметам раскрыть характер человека, приютившего меня. Если честно, мне не особенно везло в подобных изысканиях, несмотря на то, что я в свое время уделил немало внимания психологии и знал, что хороший психоаналитик, побыв несколько минут в чьей-нибудь квартире, мог, не видя хозяина, дать ему довольно подробную характеристику.

В данном случае задача была несколько неординарной, поскольку с первого взгляда прослеживались интересные подробности, отличавшие хозяина дома от тех обычных людей, с которыми мне приходилось общаться ранее.

Стены комнаты были оштукатурены под «шубу» и окрашены в светло-зеленый цвет. На них висели полтора десятка небольших картин в деревянных некрашеных рамках и у самого потолка, по периметру — сплошной висячий газон — прямоугольные деревянные корытца с густо посаженными стрельчатыми растениями, составленные один к одному, так что образовался прямоугольный пояс, окаймлявший комнату. Я такого раньше нигде не встречал, и это было для меня как-то своеобразно, ново.

На всем пространстве пола огромной комнаты лежал ковер с густым высоким ворсом и непонятными рисунками — преимущественно зеленой расцветки. Необычным казалось, что стены были, можно сказать, голые, если не считать картин, а пол покрыт ковром. Ведь у нас принято цеплять ковры на стены — даже, если я не ошибаюсь, говорят: «Коврами все стены увешаны», — когда хотят показать крутизну жилища в совковом варианте.