Продрогшие созвездия - [10]
И слышать. Господи, прости
И упаси.
Зима готовится,
Похрустывают луж края,
Пустынней всё, темней становится,
И всё тревожней дрожь ручья.
Ворона с дерева срывается
И машет крыльями спеша,
В себя всё глубже зарывается,
Клубится небо.
А душа…
Что делать ей? Сосредоточиться
На чём? Себя не обмануть…
Она сама себе пророчица.
Призванье в том её и суть.
1982
«Подкрепи мои силы вином…»
Подкрепи мои силы вином.
Освежи, услади виноградом.
За широким и тёмным окном
Зимний день шелестит снегопадом.
Но забыто вино и окно,
И времён вековые приметы
В тайный миг, когда двое — одно,
Только это и есть, только это.
И о чём бы ни пели века,
И куда б ни влекли крутоверти,
Никогда не умолкнет строка
О любви, не боящейся смерти.
1983
«Уже зимы подходит середина…»
Уже зимы подходит середина,
Деревья все успели облететь.
Ручей застыл — заснеженная льдина.
Лишь медленных следов вороньих сеть.
Но кое-где вода бежит, трепещет,
Туда-сюда гоняет облака,
Как будто бы бросает чёт и нечет
Таинственная тёмная рука.
Так и в судьбе, где страх жесток и тёмен,
Но вновь надежда светит и дрожит,
Как между льдистых, сумрачных разломин
Вода ещё живая ворожит,
Бурлит, шуршит, играет с небом в прятки,
По камням дна проносит синеву —
Всё вечно в ней — загадки и разгадки,
Надеюсь на неё, пока живу.
1982
«Налетает на берег косая волна…»
Налетает на берег косая волна
И обрушивается бурливо,
В этот миг и хотела б настать тишина,
Но слышнее дыханье залива.
Убегающий вдаль голубой полукруг
И небесного тяжесть навеса,
И высокие сосны столпились вокруг —
Удивлённые жители леса.
1981
«Туман, туман…»
Туман, туман…
Ручей не колобродит,
А издали напоминает пруд,
Дождь редкий по воде кругами ходит,
Мелькает желтизна и там, и тут.
Как выбраться из этого тумана,
Из этой медленной глубокой мглы,
Из этого дождя, что неустанно
Шурша, как бы проник во все углы?
Бреду. Куда-то выведет тропинка,
Краснеет мухомор, как семафор.
Вся в крупных каплях прилегла травинка
На глинистый темнеющий бугор.
Кусты торчат. И зябко им и сыро.
Столб отсыревший виден в стороне,
И утки ломкой линией пунктира
Мелькнули и исчезли в вышине.
1983
«Сорока на хвосте…»
Сорока на хвосте
Приносит утром вести
О медленном дожде,
Что топчется на месте.
Полночи в темноте
Он бормотал про что-то —
Сорока на хвосте
Несёт — её забота.
Вовсю шумит ручей,
Все листья отсырели,
И неизвестно, чей
Выводит голос трели —
Синица или чиж,
Или другая птица…
Вдруг наступает тишь,
И длится, длится, длится.
Как будто ни дождя,
Ни ветра не бывало,
Но вновь, чуть погодя,
Всё снова, всё сначала…
1983
«Какие звуки издаёт…»
Какие звуки издаёт
Залив? Быть может, он поёт?
Медлительной игрой шипящих
С шуршаньем шевеля песок…
Такой фонетики образчик
Какой лингвист понять бы смог?
Назад откатываясь снова,
Разбрасывая пены дрожь,
Вдруг из одних согласных слово
Рождая, голубое сплошь?
Иль вдалеке сперва неслышно
Волна волне вослед спеша,
Вся в ореоле пены пышной
Созвучьем гласных хороша.
Но как постигнуть это пенье,
Чья музыка душе близка?
Понять волны произношенье,
Спряженье пены и песка…
1986
Предзимний диптих
I
В ноябрьском березняке
Всё в запустенье и тоске,
Повсюду листьев чернобурых
Шуршащие половики,
Но тишина в деревьях хмурых,
О, как же ветви их легки!
Черны канавки, корневища
Повылезли из-под земли,
Летит ворон крикливых тыща
И пропадает враз вдали.
Вглядишься — на поля уселись,
Как будто с неба пала тьма,
А дальше через поле, через
Дорогу — трубы и дома.
Куда уйдёшь? Да и природе,
Сказать по правде, дела нет
До радостей твоих и бед.
Она не знает о свободе
И о неволе.
Ей сам друг,
Всю вечность быть, а на рассвете
Проснуться завтра — всё вокруг
Белым-бело на белом свете.
II
Утки плавают в полынье,
Ярко селезня оперенье,
Первый снег летит в тишине,
В белом тропы, мостки, строенья.
И к берёзке голой припав,
Вверх ползёт полоска пушисто,
А внизу среди смятых трав
Шелестенье, обрывки свиста.
Так почудилось мне вчера,
Или даже не мне, пожалуй,
А строке, что зима с утра
Налетит неслышно и шало.
Ясновидение стиха
Обмануть не может поэта,
И опавших листьев труха
Белизной повсюду одета.
1983
«Сырая осень на дворе…»
Сырая осень на дворе,
И утки, оттопырив лапки,
Плывут в ручье, а дождь тире
И точки ставит на воде,
Не думая, зачем и где.
Кустов разбросаны охапки,
Ерошит ветер их с утра,
Дорога вязкая пестра.
Сырая осень, туч ряды,
И ни начала, ни конца ей,
И оторвавшись от воды,
Прочь улетают утки стаей,
Их шеи вытянуты в нить
Сквозь дождь, уставший моросить.
1981
«Унылая томительная сырость…»
Унылая томительная сырость,
Такой не помню осени давно,
А в лужи поглядишь — но где же дно?
Где было небо — всё темным-темно,
Куда ж оно и впрямь запропастилось?
Вповалку листья, и трава, склонясь,
Над ними плачет, после битвы словно
На поле брани жены плачут вдовно,
И всё равно теперь — дружинник, князь —
Век вековать одной… Осенней гнили
Меж тем не перейти. Брожу в дожде
И сам уже не знаю — кто я, где,
То явь вокруг или былого были?
1984
«Тревожны сны — тоска и спешка…»
Тревожны сны — тоска и спешка,
Аэродрома гул густой,
Огни и ночь, и высотой
Как будто правит дух ночной,
И тёмной древнею усмешкой
Его черты искажены.
О, Боже, как тревожны сны!
Потом избушка, ветхий двор,
Прибит к забору умывальник.
Сибирский край. О днях тех дальних
Не позабыть мне до сих пор.
«Горесть неизреченная» — одиннадцатая книга поэта Анатолия Бергера и вторая книга его жены — театроведа и журналиста Елены Фроловой. 15 мая 1959 года, через три месяца после свадьбы Бергер был арестован и осуждён за свои произведения по статье 70 УК РСФСР на 4 года лагеря и 2 ссылки. В этой книге нашёл отражение «личный ГУЛАГ» поэта — рассказы и воспоминания о подавлении в стране всего живого и науке выживания. Судьбы, судьбы. Солагерники, грузчики из сибирского посёлка Курагино. Живыми мазками на страницах запечатлены картины детства и юности, жизнь после срока, с новым «сроком» — запретом на печатание.
«Времён крутая соль» — избранное Анатолия Бергера, где к стихам разных лет присоединились «Внезапные заметки» — короткие записки и своего рода стихотворения в прозе. «Времён крутая соль» — десятая книга поэта. В ней главные его темы: Время в философском осмыслении и в живой реальности, мифологическая древность и век XXI, поразившие воображение чужие города и Россия, родной Петербург, как всегда, говорящая природа и строгие строки о любви, биография человека Анатолия Бергера и тайная жизнь души поэта.
«…Стихи Бергера разнообразны и по «состоянию минуты», и по тематике. Нет болезненного сосредоточения души на обиде — чувства поэта на воле. Об этом говорят многочисленные пейзажи, видения прошлых веков, лирические моменты. Постоянна — молитва о России, стране тиранов и мучеников, стране векового «гордого терпения» и мужественного противления временщикам. 6 лет неволи — утрат и сожалений не перечесть. Но благо тому, кто собственным страданием причастился Страданию Родины…».
«Состав преступления» — девятая книга поэта Анатолия Бергера. В ней собрана его проза — о тюрьме, лагерях, этапе, сибирской ссылке конца шестидесятых-семидесятых годов прошлого века, о пути, которым довелось пройти: в 1969 году за свои произведения Анатолий Бергер был осужден по статье 70 УК РСФСР за антисоветскую агитацию и пропаганду на 4 года лагеря и 2 года ссылки. Воспоминания поэта дополняют мемуары его жены — журналиста и театроведа Елены Фроловой по другую сторону колючей проволоки.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.