Продолжение поиска - [18]

А я не стал возражать, потому что следователь обязан сомневаться, пока имеет дело с подозреваемым. Для меня вопрос сейчас заключается в другом: куда Гандрюшкин спрятал украденные вещи?

У начальника мы застали и Абилова. Он выслушал сообщение Кунгарова с таким видом, будто к проведению неудачного обыска не имел никакого отношения.

Несколько минут стояла гнетущая тишина. В кабинете у Шахинова она была особенно неприятной. В присутствии кого бы то ни было он никогда не занимался, тем более не делал вида, что занимается другими делами.

Рат поежился, неопределенно сказал:

— Да, поторопились.

В это время, по-строевому чеканя шаг, вошел и застыл по стойке «смирно» участковый, капитан Маилов.

Шахинов пожал плечами.

— Сядьте.

Все остальное он говорил в обычном спокойном тоне.

— Шагистика даже для армии отошла на второй план. И там и у нас нужны в первую очередь специалисты. Если ракетчик не сумеет быстро и точно выполнить приказ, грош цена его умению вытягиваться в струнку. Как бы вы передо мной сейчас ни маршировали, приказ о выявлении посторонних лиц вами не выполнен: в течение двух недель на вашем участке незаконно проживал преступник и совершал кражи. Мне не нужна формальная дисциплина, если она прикрывает недобросовестное отношение к служебным обязанностям. И пожалуйста, не поддакивайте. При обсуждении конкретных вопросов вы можете соглашаться или спорить, а теперь в вашем одобрении нет никакой необходимости.

Шахинов никогда никого не распекал в присутствии третьего, тем паче третьих лиц; сегодня он изменил своему правилу. Я подозреваю, что это было сделано умышленно, по принципу: ругай дочь, чтобы невестка слышала.

Когда участковый вышел, Шахинов без тени упрека, словно продолжая утренний разговор, сказал:

— Надо думать, как поступил с вещами Гандрюшкин. Как он мог поступить, узнав о поимке Ризаева. Соберитесь все вместе и подумайте. Нужно решать, что делать дальше. Неудобно как-то получается: вора поймали, а украденного вернуть не можем.

Совместного обсуждения у нас не получилось. Рат, как это часто бывает, из состояния «оперативной горячки» впал в апатию; Абилов привык мыслить несоразмерными с ничтожным Гандрюшкиным категориями — все равно что из пушки по воробью палить, да еще холостыми зарядами; мы с Арифом попробовали, но ничего путного из этого не вышло.

Ровно в шесть я сказал Рату, что Гандрюшкин мне антипатичен настолько, что я и думать о нем не хочу, а обедать и ночевать сегодня дома хочу, и даже очень.

Как поступил он?

Дома меня встретили по-разному: Муштик — с энтузиазмом, жена сдержанно (опять пропал на сутки). Тем не менее разводиться со мной она не собиралась и проблема: работа или семья, прошу прощения у «героев милицейских романов», у нас отсутствовала.

После обеда сын потащил меня играть в настольный футбол. Сначала я проигрывал, потом вспомнил, что игру удастся прекратить только при обратной ситуации, и стал забивать сам. Противник не подозревал, что моих футболистов вдохновляют мысли о недочитанных рассказах Брэдбери и купленной еще позавчера стереопластинке.

Работа в уголовном розыске развила во мне особый инстинкт самосохранения: в свободное время полностью отключаться от всего, что занимало на службе.

Но сегодня мое серое вещество взбунтовалось: слишком велик объем полученной за день информации. Инстинкт был подавлен, и место героев Брэдбери прочно занял Гандрюшкин. Правда, сперва я думал не столько о нем, сколько о возможном местонахождении вещей. Мысленно перебирая различные варианты, я вдруг понял, что все время исхожу из возможностей абстрактного лица. Когда Муш-Мушта прячет от меня сигареты, я не задумываюсь, куда они могут быть спрятаны в квартире вообще, определяющим является, куда их мог спрятать именно он, и безошибочность обнаружения объясняется моим знанием Муштиной индивидуальности. Значит, ответить на вопрос о вещах безотносительно к самому Гандрюшкину невозможно, и поиск решения надо начинать с исходного: кто он?

Пятьдесят два года, вдовец; дети разъехались по городам и весям, с папашей не переписываются, но деньги высылают аккуратно: дочь — добровольно, сын — алименты. В молодости Гандрюшкин болел туберкулезом, на фронте не был; в Закавказье приехал вскоре после войны, держал корову и продавал мацони — скорее всего только продавал, потому что после смерти жены молочная коммерция лопнула; работал почтальоном, потом торговал уже на государственной службе газированной водой и пирожками, но недолго, то ли его интересы не совпали с государственными, то ли не обладал необходимой расторопностью; вот уж после этого он забрался под лестницу в общежитии. Это, так сказать, форма биографии, а каково внутреннее содержание, что превратило Мишу Гандрюшкина в личность общественно непривлекательную? Может быть, болезнь лишила уверенности в себе, а окружение в силу неизвестных мне обстоятельств усугубило его сознание собственной неполноценности? Обо всем этом можно только гадать. Прав Фаиль: совершенное преступление подсовывает нам уже «выпеченного» жизнью человека. Прощай, Миша Гандрюшкин, пусть тобой займутся другие, и здравствуй, ризаевский соучастник, ты уже по моей милицейской специальности.