Продолжение любви - [32]

— Тебе понравилось вчера на яхте? — она задала самый обычный, уместный вопрос, и ее сердце вдруг забилось вдвое быстрее, будто это самое откровенное признание.

— Да, когда‑нибудь мы с тобой разбогатеем и, если хочешь, тоже купим яхту. Я бы назвал ее твоим именем. — Ее огненный взгляд заставил его устыдиться своих наивных речей.

— Дело не в яхте.

— Ты хочешь еще пообщаться с этими англичанами? Ей захотелось провалиться сквозь землю.

— Нет, я не для этого спросила, — с трудом выговорила она.

— Скоро нам возвращаться домой, мне бы хотелось сделать эти дни для тебя запоминающимися. Как ты захочешь, так и будет, тем более что я не строил никаких планов на сегодня, мне нужно побороть чемоданное настроение, — не унимался Тони.

— Не нужно особенно стараться веселить меня, все и так хорошо. — Она с трудом поддерживала беседу, однако от утренней сухости они избавились.

Тони осмелился даже несколько раз поцеловать ее в щеку и уже не стесняясь рассматривал красно‑синие букетики на ткани ее платья. «Неужели он не понимает, что со мной происходит? Я ведь совсем не скрываю свои переживания», — подумала Люсия. Ее недогадливый друг стал разговорчивым, но она только делала вид, что слушает, время от времени поддакивая ему и испытывая от этой фальши чувство, близкое к отвращению. Его губы показались ей слишком бесформенными, расплывчатыми, как и его речи. Неужели это тот Тони, с которым они бегали по ночным мадридским улицам, взявшись за руки, наблюдали рыб под водой, плавали голыми у каменистого безлюдного берега?

— Давай, как тогда, у двуглавой горы! — прервала она его монолог.

— Прямо сейчас? Ты же на каблуках.

— Ну и что!

На море поднялся ветер. Соленые брызги ритмично окатывали ноги.

Когда показался узкий, высокий камень — основная примета места, где они недавно были счастливы, Тони понял, что зря согласился на этот поход. От усилившихся, разбивающихся о него волн камень стал как бы старее, суровее, зазубринки на нем — заметнее, а горы в это время суток утратили радужную расцветку.

— Надо было приходить утром, — заключил Тони.

— Надо было подождать год или два, а потом приходить и ностальгировать, — не согласилась Люсия.

— Через два года появится столько новых впечатлений, что мы и не вспомним об этом. — Он сел и стал чертить что‑то на камне палочкой, склонив голову.

Она смотрела ему в затылок: ветер играет кудряшками. Блестящим завиткам весело, а их хозяин только сейчас догадался, что ему подобает грустить. И внезапно охватив руками пушистые, смуглые виски, Люсия поцеловала макушку Тони совсем по‑матерински.

На обратном пути доверчивый влюбленный строил планы на будущее, его интересовало, в какой части Мадрида им лучше снять квартиру, какого цвета должны быть абажуры и мебель и скольких комнат было бы достаточно. Люсия поддерживала разговор, но так, словно речь шла о других людях, или как будто она маленькая и играет в куклы. Игра, где все так просто и быстро: сегодня ты в розовой гостиной принимаешь иностранных консулов, а завтра за столиком со сломанными ножками готовишь пирог из трех подгнивших яблок.

Увидев вдалеке утомленного жарой фотографа с ослом и голозадой обезьяной, Тони попросил Люсию сделать снимок на память. Помявшись, она согласилась. Тони обнял ее за талию и оскалился. Ей стало жаль себя, фотографа и даже осла. Что заставляет их разыгрывать счастливые сцены, когда хочется уйти в тень и грустить о несбывшемся? Моментальный снимок — и ты удивляешься, неужели так выглядит твое настоящее: насупленные брови, недоверчивый взгляд, а сбоку — широко и основательно, по‑полицейски поставленные ноги Тони, его простоватое, довольное лицо и от этого самого довольства — совершенно разъехавшийся нос. Жаль его, он и не предполагает, что может не нравиться ей таким. «Приеду — порву эту дурацкую фотографию», — решила Люсия.

День стремительно убегал, прятался из будущего в прошлое. Нужно решиться наконец на что‑нибудь. Встреча с Дэвидом, как ни пыталась Люсия предвидеть ее ход, оставалась черным пятном, дырой, ведущей в неизвестность. Она приглашена «на стаканчик виски», но почему без Тони и в столь поздний час? А вдруг он придет не один, вдруг это шутка, розыгрыш, насмешка над Тони и над ней? Каких только картин ни рисовало ее воображение, подхватившее неизученный, опасный вирус — тягу к остроте чувств. Люсия боялась разочароваться. Впервые она задумалась о том, насколько широк ее угол зрения: можно напрячься, сдвинуть с места заржавевшие ножки циркуля и упиваться просторами раскидистого круга, а не толочься на узком пятачке обыденности. Ей хотелось пойти, вызнать у Маковски тайну, которая позволяет делать из плавного ручейка жизни шумный фонтан. У нее, несомненно, получится, и она сможет передать свой новый настрой Тони. Какое значение имеют намерения Дэвида, он может так же прямолинеен в своих желаниях, как Тони этой ночью, но при этом, сам того не подозревая, дарит ей целый мир — красочный, яркий. И вовсе не обязательно делить с ним ложе, можно вовремя уйти, но унести с собой кусочек его вечного праздника. Он угощает своим феерическим пирогом, полжизни — за крохи с его стола.