Джаган тут же кидался на защиту своей семьи:
— С нашей стороны тоже не может быть никаких сомнений. Ты знаешь, у нас есть семейная фотография: бабушка в центре, а вокруг все ее дети и внуки. И знаешь, сколько голов на этой фотографии?
— Сорок? Пятьдесят? — спрашивала Амбика. — У нас тоже есть семейная фотография с бабушкой. И знаешь, сколько там детей, внуков и правнуков?
— Сто двадцать? — нарочно сказал Джаган.
Его жена ответила:
— Нет, ты этим не шути. Сто три человека! А фотограф, как говорят, взял за эту фотографию вчетверо больше обычной цены.
Она покраснела под своим смуглым загаром и с жаром сказала:
— Нет, в нашей семье импотентов нет.
Джагана рассердило это слово, и он озабоченно вскинул глаза. Ему было нечего ответить. Его увлечение постелью последнее время сильно уменьшилось. Он вспомнил, как часто он скатывал свою постель, брал подушку и, жалуясь на жару, уходил спать на веранду.
— Здесь очень жарко. Может, мне пойти на веранду? Ты не будешь бояться?
— Бояться? Чего? — отвечала Амбика, сначала шутя, а потом, по мере того как шло время, с раздражением.
Теперь он почти все время спал на веранде. Только когда она возвращалась из родительского дома после долгого отсутствия, он дарил ее своим вниманием целую неделю, не заботясь о том, что она при этом испытывает. Этот вопрос он никогда не задавал ни себе, ни своей жене. Джагану надоела вся эта процедура секса — надежда и тщета, печаль и усталость в конце, и он не сомневался, что и жена разделяет его настроение. К тому же в какой-то книге он прочитал, что природа предназначила секс только для продолжения рода, что одна капля белой крови равна сорока каплям красной и что от потери семени и нервного истощения сокращается срок жизни, а подлинным идеалом является безбрачие и экономия сил.
Теперь он испытывал потребность произвести на свет ребенка. Но он не знал, что еще можно сделать. Амбика тоже страстно желала иметь ребенка. Надо было что-то предпринять. Она дулась, самым видом своим возлагая всю вину на него. Видя, как он скатывает свою постель, она с горечью говорила:
— Почему бы тебе не пойти поспать у памятника Лоули? Там, верно, гораздо прохладней.
Когда она дразнила его, он терялся и делал попытку отшутиться:
— Этот памятник не для того ставили, чтобы мы там спали.
Но шутка эта казалась глупой даже ему самому. Если же она продолжала язвить, он тушил свет, тащил ее к постели и валил, воображая себя шейхом из голливудского фильма, в котором Рудольф Валентино демонстрировал искусство брать женщину силой.
Однажды утром отец неожиданно сказал:
— Во вторник мы едем в храм на горе Бадри. Ты бы попросил, чтобы тебя отпустили из колледжа на два дня. Твоя жена тоже поедет с нами.
Отец, проводивший обычно все время во дворе за домом, пришел на его половину специально, чтобы сообщить ему об этом, что само по себе свидетельствовало о серьезности положения. И все же Джаган нашел силы спросить:
— Зачем мы едем в этот храм?
Отец ответил:
— Это храм Сантаны Кришны. Он помогает бесплодным женщинам, другого средства мы не знаем.
Джаган залился краской. Он хотел заверить отца, что его жена способна к деторождению, и рассказать ему о семейной фотографии, хранящейся в ее доме, на которой снята бабушка и сто три ее отпрыска, но язык у него словно прилип к гортани. Такие вещи не обсуждают с отцом и матерью. В этом году он много занимался, решив сдать экзамен на бакалавра и доказать, что можно быть супругом и ученым. По крайней мере жену тогда перестанут винить в его неуспехах. Каждый раз, когда становилось известно, что он опять провалился, все намекали на это в ее присутствии, и, как только за ними закрывалась дверь спальной, Амбика говорила:
— Почему ты не соберешь свои книжки и не уедешь в гостиницу? Твоя мать, видно, думает, что я вечно сижу у тебя на коленях и мешаю тебе заниматься.
Она так сердилась, что он решил смягчить обиду доморощенной шуткой:
— Если я и не занимаюсь, то только потому, что образование, по-моему, никому не нужно, вот и все.
— Твоя мать говорит, что я сама необразованная и тебя хочу свести до своего уровня.
— Почему ты не заткнешь уши, когда мать начинает так говорить?
— Почему ты не возьмешься за ум и не сдашь наконец экзамен?
Он сказал:
— Да, это неплохая идея.
И изо всех сил принялся за дело. Теперь он никогда не опаздывал на занятия, никогда не прогуливал, составил расписание занятий и подготовки к экзаменам. Он за полночь сидел над книгами. И вдруг отец нарушает эту жизнь, идущую по строгому распорядку, своим решением посетить храм.
— Разве нельзя поехать после экзаменов? — попросил Джаган.
Отец сердито взглянул на него и сказал:
— Мы уже достаточно ждали.
Потом, почувствовав, что он слишком суров, прибавил:
— Это единственный месяц, когда мы можем подняться в горы. Если начнутся дожди, мы туда не пройдем. Пиявки и все такое… Там дождь идет десять месяцев в году.
К подножию горы подъехали на автобусе. Их было четверо — Джаган с женой, его отец и мать. Джагана тронула забота отца — подняться пешком в горы в его возрасте было не шуткой. Мать казалась необычайно довольной тем, что наконец-то найдено средство от бесплодия невестки. Она всю дорогу повторяла:
