— Ты что-то слишком скоро поглупел. Оставил бы все это женщинам. Пусть себе решают как хотят…
На что Джаган храбро ответил:
— А что они напали на мою жену? Бедняжка, она…
Услышав эту клятву верности, брат отвернулся от него с кислой улыбкой.
— Ты одержимый, что с тобой разговаривать, — сказал он уходя.
Джагану дали комнату в средней части дома. Когда он и его жена закрыли за собой дверь, они очутились в своем особом мире, в центре которого стояла массивная кровать под балдахином. Во время последних переговоров отец Джагана настоял, чтобы комната новобрачных была обставлена должным образом за счет семьи невесты. В одном углу был устроен кабинет (Джагану еще предстояло сдавать экзамены). Когда они оставались одни, Джаган не выпускал жену из объятий. Он потерял счет дням. Колледж ему только мешал, он уходил с занятий и тайком проникал к себе в комнату. Он провалил все экзамены, вынудив своего отца сказать, что для того, чтобы Джаган получил диплом, нужно отправить Амбику к ее родителям по крайней мере на шесть месяцев. Дома Джаган не сидел больше с сестрой, матерью или братом, как раньше, а запирался у себя и ждал прихода жены. В большом общем хозяйстве у нее были свои обязанности: она возилась вместе с другими на кухне, помогала свекрови готовить, подавала еду, подметала, скребла полы, мыла посуду и, наконец, дожидалась свекрови, чтобы поесть вместе с ней. Было бы неприлично невестке искать общества мужа в то время, как все в доме чем-то заняты. Примером во всем ей служила старшая невестка, а та в свою очередь брала пример с матери Джагана, которая смолоду прошла всю эту науку, войдя невесткой в дом мужа. Амбика то и дело напоминала Джагану о своих обязанностях невестки, но он не желал ни о чем слышать. Если он приходил домой и ждал в своей комнате жену, а она была занята и не приходила, он дулся и ссорился с ней, а то притворялся, что погружен в свои книги. Жене хотелось, чтобы он всегда был в хорошем расположении духа, и рано или поздно она соглашалась на его неумеренные требования.
Отец сурово бранил его за равнодушие к занятиям. А мать то и дело повторяла:
— Сын остается сыном, только пока нет жены.
Ей было обидно, что он не может найти времени для остальных членов семьи. Младшая сестра говорила:
— Кто ты, незнакомец? Мы уже забыли, как ты выглядишь.
Сама Амбика часто просила:
— Пожалуйста, не ставь меня в неловкое положение. Сделай хотя бы вид, что остальные тебя интересуют.
А старший брат отвел его однажды в сад и сказал:
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я сам через это прошел. Но если ты проводишь четыре часа в спальной, проводи иногда хотя бы час с семьей. Иначе к тебе дома будут плохо относиться.
Так получилось, что в семье на Джагана стали смотреть косо, но он ничего не замечал: он упивался супружеской жизнью. Позже, когда у жены все еще не было ребенка и среди родных начались пересуды, Джаган сказал жене:
— Жаль, что они не могут увидеть нас сейчас через дверь. Тогда бы они перестали судачить.
Несмотря на все его хвастовство, доказательств его мужественности все не было. Они уже были женаты около десяти лет, он много раз проваливался на экзаменах и все никак не мог сдать на бакалавра, а надежд на ребенка все не появлялось. Брат переехал на улицу Виная-ка, вместе с ним переехала и вся его семья — теперь их там была целая куча. Сестра вышла замуж и уехала к мужу. Большой дом затих, и все начали замечать, как пусто в нем теперь стало. Мать Джагана ворчала, что в доме нет детей — это был еще один повод корить невестку. Когда она уставала от мытья полов, она начинала бормотать:
— Только одно от девушки и требуется, чтобы она принесла в дом детей, как все нормальные люди. Никто не требует от нее серебра или золота, пусть себе обманывают с золотым поясом. Но почему она не может родить, как миллионы других женщин на свете?
Все это предназначалось для ушей невестки, которая тут же скребла пол. Невестка продолжала скрести, не говоря ни слова, но стоило двери их комнаты закрыться за нею на ночь, как она напускалась на Джагана. Порой она относилась ко всему этому как к шутке. Он сидел над своими учебниками, а она присаживалась на край стола и, болтая ногами, говорила:
— Знаешь, я теперь боюсь месячных. Опять они начнут говорить…
— А почему бы тебе не притвориться, что у тебя ничего нет? Теперь многие девушки так делают.
Но это было легкомысленное предложение. В доме со старинным укладом, со всеми его молельнями и богами, женщина во время менструации не должна была соприкасаться ни с кем, так как вокруг нее возникало магнетическое кольцо осквернения. Три дня она ела в самом дальнем углу и не должна была ходить по дому. Джаган очень сердился и кричал:
— Зачем им еще дети? Мой брат народил их столько, что хватит на несколько семей. И сестричка уже оправдала надежды — трое за четыре года! Неужели им этого мало? Почему они не успокоятся?
— Потому что, если б у меня был ребенок, им не о чем было бы говорить, — отвечала Амбика и вполголоса прибавляла: — Что касается нашей семьи, то у всех моих сестер много детей. Твоя мать обвиняет меня в бесплодии, а…
