Процесс Жиля де Рэ - [23]
Похоже, этот пропойца был честнее всех остальных: он был не заклинателем, а алхимиком. Церковь преследовала алхимиков, но не столь открыто, как колдунов или заклинателей; порой она даже терпела эту науку, которая, в конечном счете, лежит в основе химии… Немногим позже Рэ пригласил на службу вполне приличного алхимика. Как и человек из Анже, это золотых дел мастер; работа с металлами подготавливала к алхимии и не противоречила ей. Мы не знаем, когда он переезжает жить к сиру де Рэ в Тиффож, но он был там в день приезда Прелати из Италии — 14 мая 1439 года; Прелати и Бланше расположились в одной комнате с ним. Почти все, что мы можем сказать о нем, нам известно из свидетельства Бланше (сс. 230–231) и у нас столько же оснований полагать, что тот привел его к Рэ, сколько и в случае с мастером из Анже. Второй мастер был из Парижа и отзывался на имя Жан Пти.
В декабре 1439 года он еще был на службе у Рэ; хозяин послал его в Мортань, чтобы убедить беглеца Бланше вернуться в Тиффож. Но Бланше отказался. Он поручил Жану Пти растолковать Жилю и Прелати, что общественное мнение против них, что они должны отречься от своей преступной жизни. Жан Пти выполнил поручение Бланше и поплатился за это, ибо взбешенный Жиль приказал бросить его в темницу в замке Сен-Этьен-де-Мерморт; если верить Бланше, он «пробыл там долго». Нам неизвестно, до какого момента он продолжал служить Жилю, однако 15 сентября 1440 года, в день ареста, его рядом с Жилем уже не было. Будь Жан Пти в тот день в Машкуле, его бы арестовали, как Прелати, с которым он долгое время ежедневно трудился. Прелати работал вместе с ним у тех печей, которые Жан, по всей видимости, установил до приезда итальянца, даже задолго до того.
Другие алхимики, итальянцы Антуан де Палерн и Прелати, были еще и заклинателями. Кажется, Антуан де Палерн был первым, но не остался на службе у Жиля надолго; и когда Рэ говорит об опытах с ртутью, то, возможно, инициатором их был именно Жан Пти (итальянцы в основном занимались заклинаниями). Жиль не сомневался, что вот-вот, не сегодня-завтра, вместе с Пти или Прелати, а с обоими — уж тем более, — он научится превращать металлы; Рэ всерьез считал, что будет создавать золото. Он был уверен: если бы неожиданный визит будущего Людовика XI, тогда дофина Вьеннского, в декабре 1439 года, не вынудил его разрушить эти печи (поскольку указом Карла V алхимия была запрещена), то он смог бы производить золото! Он вновь обрел бы свое гигантское состояние и наслаждался безграничным могуществом и неисчерпаемыми богатствами!
Появление Франческо Прелати, которого весной 1439 года Бланше привез из Флоренции, окончательно погубило Жиля. Прелати, молодой, чарующий своими познаниями в магии, литературным дарованием и итальянским происхождением, буквально соблазнил сира де Рэ; его действительные таланты вкупе с красноречием шарлатана покорили Жиля.
У Жиля теперь оставалась одна надежда: на помощь демона. Он принял обворожительного юношу за знатока, который, по его мнению, как никто другой был сведущ в тайных знаниях, способных вернуть Рэ утраченные богатства. Прелати, дерзкий, отважный, родом из города, где процветала гомосексуальность, должно быть, отлично сошелся со своим господином, который, похоже, сам соблазнил необузданного и амбициозного распутника. Скорее всего, Прелати поддался обольщению, ведь, несмотря на опалу, Жиль все еще распоряжался оставшимся у него состоянием с щедростью. Принятый как друг, быть может, как любовник (хотя в этом мы не можем быть уверены до конца), Франческо Прелати с самого начала развернул бурную деятельность с заклинаниями, ничуть не смущаясь тем, с каким упорством дьявол отказывался появляться. Легкие и изящные выдумки, а порой и неуклюжие комедии скрывали обман. Вслед за прежним заклинателем он оправдывался мнимой агрессивностью демона, который якобы нещадно избил его в комнате, где Прелати не забыл запереться. Перепуганный Жиль уже представляя своего друга мертвым, и обнаружив его, израненного, пожелал взять на себя заботу о нем и никого не подпускал к Прелати. Но, отказавшись явиться Жилю, дьявол не преминул объяснить Франческо причину. Ведь близкий Прелати демон по имени Баррон несколько раз снизошел до того, чтобы оказать прелестному плуту честь своим присутствием, когда тот был один… Так у Прелати без труда получалось держать в страхе и беспокойстве своего суеверного господина. Впрочем, выдумки Прелати ни о чем нам не говорят; должно быть, между этими двумя людьми были особые отношения, о которых свидетельствует уже упоминавшееся нами патетическое прощание (с. 204) Жиля и Франческо на суде. Похоже, эти заблудшие души не останавливались ни перед чем… И тот, и другой, несмотря на неимоверную развращенность, все же были способны на какие-то чувства… запутанная интрига их чувств сплелась из мошенничества одного и глупости другого. Нам не следует забывать и о том, как юный комедиант грубым ударом ноги под зад отплатил своей хозяйке, которая побеспокоила его, оплакивая своего умершего мужа (с. 123). Если бы старая кормилица не поймала ее за платье, несчастная от удара свалилась бы с лестницы… Именно об этой сцене следует напоминать тем, кто растрогается, услышав слова, с которыми на пороге смерти, перед лицом судей, монстр обратился к своему мистификатору.
«Человеческий ум не только вечная кузница идолов, но и вечная кузница страхов» – говорил Жан Кальвин. В глубине нашего страха – страх фундаментальный, ужасное Ничто по Хайдеггеру. Чем шире пустота вокруг нас, тем больше вызываемый ею ужас, и нужно немалое усилие, чтобы понять природу этого ужаса. В книге, которая предлагается вашему вниманию, дается исторический очерк страхов, приведенный Ж. Делюмо, и философское осмысление этой темы Ж. Батаем, М. Хайдеггером, а также С. Кьеркегором.
Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
Три тома La part maudite Жоржа Батая (собственно Проклятая доля, История эротизма и Суверенность) посвящены анализу того, что он обозначает как "парадокс полезности": если быть полезным значит служить некой высшей цели, то лишь бесполезное может выступать здесь в качестве самого высокого, как окончательная цель полезности. Исследование, составившее первый том трилогии - единственный опубликованный еще при жизни Батая (1949), - подходит к разрешению этого вопроса с экономической точки зрения, а именно показывая, что не ограничения нужды, недостатка, но как раз наоборот - задачи "роскоши", бесконечной растраты являются для человечества тем.
В этой книге собраны под одной обложкой произведения авторов, уже широко известных, а также тех, кто только завоевывает отечественную читательскую аудиторию. Среди них представители нового романа, сюрреализма, структурализма, постмодернизма и проч. Эти несвязные, причудливые тексты, порой нарушающие приличия и хороший вкус, дают возможность проследить историю литературного авангарда от истоков XX века до наших дней.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Несмотря на название «Кровь на полу в столовой», это не детектив. Гертруда Стайн — шифровальщик и экспериментатор, пишущий о себе и одновременно обо всем на свете. Подоплеку книги невозможно понять, не прочтя предисловие американского издателя, где рассказывается о запутанной биографической основе этого произведения.«Я попыталась сама написать детектив ну не то чтобы прямо так взять и написать, потому что попытка есть пытка, но попыталась написать. Название было хорошее, он назывался кровь на полу в столовой и как раз об этом там, и шла речь, но только трупа там не было и расследование велось в широком смысле слова.
Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.
Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».