Процесс Жанны д'Арк - [27]

Успел побывать ректором и тридцатилетний Тома де Курсель, который, несмотря на свою молодость, считался одним из самых авторитетных докторов богословия. Что до его политической позиции, то она становится полностью ясной из того факта, что именно во время его ректората (первая половина 1430 г.) университет потребовал у бургундцев выдачи Жанны для церковного суда.

Остальные члены университетской делегации были менее примечательными личностями.

Вот эти-то люди и образовали штаб трибунала. Без их ведома, совета и согласия не предпринималось решительно ничего. Они неизменно присутствовали на всех допросах Жанны - как публичных, так и тайных (на последние допускались лишь особо доверенные члены суда). Зачастую Кошон поручал кому-нибудь из них вести самый допрос. Они составляли наиболее важные документы процесса - в том числе обвинительное заключение. Они ездили в Париж и привезли оттуда постановление университета, объявляющее Жанну еретичкой и колдуньей. Они произносили речи и проповеди. Они усердствовали изо всех сил, подчеркивая свое враждебное отношение к подсудимой. Жан Бопер изощрялся в изобретении провокационно-казуистических вопросов. Это именно он, ведя очередной допрос Жанны, спросил у нее, находится ли она в состоянии благодати (Croyez-vous etre en la grace de Dieu ?), хотя не мог не знать, что здесь нельзя сказать ни «да», ни «нет»; сказать «да» - значило впасть в смертный грех гордыни, так как по учению церкви никто из мирян не ведает, почиет ли на нем «божья благодать»; сказать «нет»-значило признать себя отверженной. Осторожность и находчивость, соединенные с теми элементарными сведениями из популярной теологии, которые Жанна усвоила, слушая молитвы и проповеди, подсказали ей единственно возможный ответ: «Если я нахожусь вне благодати, пусть господь мне ее пошлет; если я пребываю в ней, пусть он меня в ней хранит».

Какое чудовищное неравенство сил! С одной стороны - светила богословской науки, искуснейшие теологи и опытнейшие правоведы. С другой - молодая простолюдинка, которая, по ее собственным словам, не знала «ни а, ни б». Она должна вести с ними поединок. Одна. Без совета и помощи.

Численность и состав трибунала, среди членов которого решительно преобладали французы, были определены главной политической целью процесса. В Руане судили не просто молоденькую девушку, возомнившую себя божьей посланницей - для этого не нужно было созывать столь пышное и представительное собрание. Судили то дело, которому эта девушка посвятила себя: освобождение Франции.

«По тому, что я видел, - заявил на процессе реабилитации судебный исполнитель Жан Массье (а он видел и знал многое, - В.P.), - мне представляется, что [судьи] действовали не по здравому смыслу и благочестию, а из ненависти и страха, с умыслом унизить честь французского короля, которому служила Жанна».

Суд был призван не только физически уничтожить Жанну, но и, воздействуя на религиозные чувства современников, опорочить в их глазах всю ее деятельность. По замыслу организаторов процесса анафема должна была исходить от авторитетного церковного органа, составленного по преимуществу из соотечественников подсудимой.

А сами асессоры? Чем руководствовались они? Отдавали ли они себе отчет в истинном характере и причинах процесса? Заслушаем их собственные показания:

«Среди тех, кто присутствовал при ведении процесса, некоторые (как, например, бовеский епископ) повиновались своей приверженности англичанам, других (двух-трех английских докторов) побуждало желание мести, третьи (парижские доктора, например) были привлечены платой, четвертые (среди которых был вице-инквизитор) уступили страху» (Q, II, 351).

Эти слова принадлежат помощнику инквизитора доминиканцу Изамбару де Ла Пьеру. Они очень точно определяют те мотивы, которыми руководствовались члены трибунала: политические симпатии, месть, корысть, страх.

Что же касается действительного характера руанского процесса, то никто из его участников не строил здесь никаких иллюзий. Решительно всем было ясно, что они участвуют в инспирированном суде, подлинные причины которого весьма далеки от «дела веры». С безмятежным цинизмом говорил об этом Пьер Мижье, доктор богословия и приор Лонгвиля, который был на суде одним из самых рьяных подручных Кошона, а впоследствии стал лояльным подданным Карла VII:

«По моему убеждению, и как я мог судить об этом по фактам, англичане люто ненавидели Жанну и жаждали ее смерти любым способом. И это потому, что она оказывала помощь нашему христианнейшему государю.

Я слышал от одного английского рыцаря, что англичане боялись ее больше, чем сотни солдат. Говорили, что она наводит порчу. Само воспоминание об одержанных ею победах приводило их в трепет. Таким образом, процесс против нее затеяли англичане. Это по их наущению духовенство произвело судебное разбирательство» (Q, II, 361).

В свете этих откровенных признаний (число их можно без труда умножить) становится совершенно очевидной бесплодность попыток католических историков реабилитировать судей Жанны, представив их людьми, которых ввели в заблуждение организаторы процесса. В действительности же ни о каком «заблуждении» не может быть и речи. В Руане не было обманутых. Были церковники, которые выполняли - в большинстве своем сознательно и добровольно-политический заказ своих хозяев.