Пробуждение - [13]

— Чтоб им пусто было, этим кабанам! Еще немного и нас бы съели! — говорили они. — Славу богу, что убрались ко всем чертям. Спасибо Влаеву, что вызвал софийских охотников. Он просто спас Сырнево.

— С одной стороны, спас, с другой, закабалил! — заключил Пеньо. — Говорят, что его видели где-то здесь, покупает и продает недвижимость. Что-то я давненько не видел его. Дядя Стефан позавчера получил от него телеграмму: «Заколи борова и жди меня. Приятные известия».

— Видать, положил глаз на дворовый участок.

— Скорее, на старый дом.

— Проглотит его за здорово живешь, за бесценок.

— Пока мы таскаемся здесь с транзисторами за овцами…

— Как дураки…

— Он стряпает свои делишки… Действует издалека, как дальнобойная артиллерия…

— Каждый делает то, чему учился.

— А мы учились на пастухов, пастухами и останемся.

Так говорили между собой Близнецы, когда оставались наедине со стадом и на них нападала тоска. Иногда они даже сожалели о кабанах. Потому что общество охотников распалось. Кооперативные поля и луга притихли, словно по ним прошел пожар. В садах перелетали с дерева на дерево и кричали одинокие сороки. На церковной колокольне аист свил гнездо. Каждую весну прилетал туда с подругой, поправлял гнездо, таскал из реки змей и лягушек, щелкал клювом, довольный, что ни охотникам, ни детям его не достать. А когда наступала осень, аист с аистихой и аистятами снова улетали в теплые страны. Над Сырнево, словно проклятом изгнанными кабанами, снова нависала тишина.

Чтобы оживить село, Близнецы предложили сельским охотникам развести кроликов.

— Я слыхал, — сказал Пеньо, — что Италия их покупает за доллары.

— Италия покупает лягушек, — поправил его брат, — но и лягушки исчезли, когда построили консервную фабрику.

— Люди зарабатывают на фабрике на кусок хлеба, — поправил его Пеньо, — без индустрии нет социализма.

Нено почесал затылок.

— А лягушки?

— Что лягушки?

— Кто их оживит?

— Ты думай о фабрике, а не о лягушках! — ответил Пеньо.

Нено пустил транзистор на всю мощь, чтобы заглушить слова брата. Он не хотел его слушать, когда тот был прав. Но Пеньо выхватил транзистор из его рук и сказал:

— Неужели тебе не надоела эта народная музыка? Хоть бы какую симфонию включил, что ли!

Так и беседовали братья — то добром, то злом, поминая то время, когда в Сырнево действовало общество охотников. А сейчас только и осталось, что овечьи стада да зимние пирушки, пока не кончится вино и сало. Потом снова наступал великий пост, начинались дожди, сменяясь градом, засухой и суховеем. Хорошо еще, что время от времени появлялся какой-нибудь гость из города, чтобы был повод заколоть ягненка или поросенка и побеседовать за столом о политике и торговле.

Таким желанным гостем был и Петринский. Узнав о его приезде, Близнецы по-настоящему обрадовались. Велели женам приготовить ужин и немедля отправились на розыски. И так как в их многодетном доме тесновато, решено было собраться у дяди Стефана Чукурлиева. Сказано — сделано. Нашли они Петринского и привели ни живого, ни мертвого в условленное место. Бай Стефан нетерпеливо поджидал, стоя у открытого кухонного окна.

Когда Близнецы вошли в задымленное помещение, на них сразу же пахнуло жареной свининой. В глубине кухни у раскаленной плиты мелькал в полумраке кто-то низенький, коренастый и толстый, с лоснящимся лицом, засученными рукавами и ножом в руке. Близнецы сразу же бросили писателя и устремились к плите.

— Влаев! Здорово, Влаев! Где ты пропадал? Как поживаешь?

Не выпуская ножа, Влаев аккуратно отстранил их, чтобы не опрокинули сковороду с отбивными. Вниманием был удостоен только Петринский. Влаев низко ему поклонился, говоря, что давно знает его по произведениям.

— Я все читал! — сказал он. — Все!

Петринский выдавил из себя улыбку.

6

Пиршество у бай Стефана Чукурлиева продолжалось долго. Все ели и пили до пресыщения — только за ушами трещало, как шутили Близнецы. Веселые, они засучили рукава, так им было жарко. Пот так и струился по их лицам и шеям.

Воспитаннее всех держался Влаев. Он крутился у плиты, резал ножом мясо, подбрасывая поджаренные куски проголодавшимся. Время от времени толкал Близнецов под столом, чтобы ели приличнее и не говорили глупостей. Кто знает почему — может, из собственного опыта, а может, и из чрезмерной мнительности, — но он не верил журналистам. Считал их коварными людьми. И поэтому, где бы он ни был, что бы ни делал, он старался держаться от них подальше, не попадаться им на глаза. И сейчас он тщательно следил за своим поведением, взвешивал каждое слово и каждый шаг. На всякий случай он решил пить только вино и отказаться от виноградной ракии.

— Не люблю я крепких напитков, — сказал он, глядя в сторону Петринского, — вино — это другое дело. Его весь народ пьет.

Петринский молчал, склонившись над тарелкой. Он уже выпил две рюмки ракии и намеревался выпить третью. А тут еще бай Стефан показывал ему на кувшин с красным вином:

— Моя жена, вечная ей память, умела делать вино, хотя и капли в рот не брала.

— Таких людей больше нет! — подтвердили Близнецы. — Правда, Влаев?

— Да, — подтвердил Влаев. — Сейчас каждый стремится пожить в свое удовольствие.