Пробуждение - [37]

Подойдя к белью, Лизка взяла рубашку и, не обтираясь, через голову стала надевать, а Степан почему-то упрямо глядел на нее.

Когда Лизка ушла, он вылез из своего укрытия, взял косу, зло размахнулся. Трава показалась жесткой, руки дрожали, тогда он сел и закурил.

«За ягодой пошла, к Мухино, — ни с того ни с сего озлился Степан. — Не баба, а черт. Выдумает же природа такую!»

А вокруг Степана вся поляна была усеяна ромашкой, розовыми и белыми шариками густого клевера. Солнце уже наполовину скрылось за разлив соснового моря. Жара постепенно спадала. Наступил тихий июльский вечер.

Степан тер кулаком лоб и напряженно думал: «И чего она стала вдруг не допускать к себе? Ведь совсем недавно была такой близкой, целовала, шептала: «Люблю». Не понять ее. Как? Или играет она со мной?»

Степан все еще думал, когда из лесу с корзиной на руке снова показалась Лизка. Она шла немного усталой походкой, но, заметив Степана, который сидел на сугорке в расстегнутой рубахе и ожидающе, исподлобья смотрел на нее, перешла на легкий, играющий шаг.

— Это вы, Степан Петрович, — подойдя к нему, кокетничая, протянула Лизка. — Вот куда загнал вас председатель.

— Это я, — невесело ответил Степан, оглядывая ее, и тут же подумал: «Не баба, а сахар, белая, сладкая».

— А я издали и не узнала вас. Думала, кто это еще? Даже испугалась. А то вы! Голубь мой! — Она рассмеялась и перекинула корзину с руки на руку.

Степан не ответил, лишь нахмурил брови.

— Что вы так часто хмуритесь, Степан Петрович? Вам куда лучше, когда улыбаетесь. — Она опять рассмеялась.

Смех ее, словно пружина, подкинул Степана. Он вскочил, схватил ее за руку, притянул к себе, заскрипел зубами.

— Ой, что вы, Степан Петрович! Я вас боюсь!

— Не бойся, Лизонька, не бойся, ангелочек. — Степан неловко обнимал ее, подталкивая к кусту, под которым он недавно лежал.

— Это вы что удумали еще, Степан Петрович? А меня спросили? Согласна ли я? — Глаза у Лизки хитрые, залиты смехом. — Может, я девочка еще!..

Замолчал лес в эту минуту, замолчало озеро, замолчал Степан, сдавливая Лизкины плечи. «Что она издевается надо мной? Человек я ей аль кобель какой?» — думал Степан, а вслух сказал:

— Ты только послушай, как сердце бьется. Вот-вот, как воробей, того и гляди выпорхнет из груди. — Степан схватил ее руку, теплую, мягкую, сунул себе под холщовую рубаху. — Слышь ты, нет? Вот ежели б у тебя так стучало, ты б тоже небось не совладала с собой. Чуешь ли ты, дикая?

— А откуда ты знаешь, Степан Петрович, может, у меня сильнее твоего стучит, — сказала Лизка серьезным голосом.

— А ну подставляй грудь, послушаю: брешешь ты аль нет? — промычал Степан.

— Слушай, Степан Петрович! Может, и услышишь чего-нибудь, — проговорила Лизка, выпячивая и без того большую грудь. По всему было видно, что ей приятно поиграть со Степаном, только он, как слепой, ничего не видел.

Голос у него дрогнул:

— Лизонька, ягодка моя, обними же? — умоляюще заговорил Степан. — Не обнимешь, упаду, сдохну. Сжалься, любушка, ягодка моя. Удави черта измученного!..

Лизка, смеясь, обняла его, лениво и некрепко.

— Ну сильнее, милая. Удуши. Выверни меня наизнанку.

— Не могу, Степан Петрович! Ведь ты не один, жена у тебя есть, корова, хозяйство. Огород вон какой большой!

— К черту ее, жену, — заорал Степан, — надоела, как щи капустные. Ну крепче, Лизонька, ягодка моя. У-у-у!..

Неожиданно Лизка вырвалась из его объятий и твердым голосом проговорила:

— Будет, Степан Петрович! Повлюблялись, и хватит. Заметит кто, разговоры пойдут, а ты, чай, партийный.

Она отошла от Степана и обернулась.

— До свидания! Желанный мой!

— Да куда же ты, куда? — протянул Степан руки. — Погоди, стемнеет скоро. Хочешь, за одеялом сбегаю?

— Не могу, пошла я, Степан Петрович. — Она рассмеялась, помахала Степану рукой и поплыла, покачивая бедрами.

— Ну и проваливай, к черту! — бешено выкрикнул Степан. Он повалился на землю и зарыдал. Губы его отыскали какое-то растение, и Степан, не осознавая, что делает, хватанул его зубами и сразу же почувствовал на языке горечь. Это была полынь. «А ведь и правду говорят, что полынь — трава горькая», — подумал Степан.

Рядом опустилась ворона, попрыгала как-то боком и осторожно покосилась на Степана — жив ли, нет ли? Не тюкнуть ли его в темечко? Нет, нельзя! А вдруг живой еще.

С Анисьей, женой Степана, творилось такое, чего она и сама не могла объяснить. Это случилось с того раза, когда к ним зашла Лизка посмотреть передачу по телевизору.

— Скучно одной, — объяснила она, кидая на Степана заинтересованный взгляд. — Слово сказать некому.

— Гостям всегда рады. Заходите, — приветливо встретила ее Анисья и пошла ставить самовар.

Лизка в тот вечер была нарядная, много смеялась и болтала. Юбка на ней была короткая, выше колен.

За время передачи Анисья несколько раз перехватывала восхищенный взгляд Степана, устремленный на соседку. О, какой это был взгляд! Только первые два года их совместной жизни так смотрел на Анисью Степан. Правда, к Анисье он всегда относился хорошо, не грубил, не обижал и на других женщин вообще не обращал внимания. Да и Анисья никогда не задумывалась, любит ли ее муж? Ей было достаточно одного — не изменяет Степан, ну и ладно. А так как у Степана характер был мягкий, а у нее сварливый, она часто изводила его по пустякам.