Проблемы теории романа - [12]

В. Ф. П е р е в е р з е в. Почти все выступавшие здесь отмечали, что в докладе имеется очень много глубоких, интересных и ценных положений. Я тоже констатировал наличность этих положений в докладе. Но дело в том, что, по моему впечатлению, то, что есть интересного в докладе, имеет мало отношения к теме доклада, а то, чего я ожидал бы в смысле разработки темы, это в докладе отсутствует. Все говорили, что докладчиком многое трактуется "интересно", "глубоко" и т. д., но конкретно никто не указал, что по существу в нем интересно. А интересно по существу только то, что относится к проблематике стиля: та часть доклада, где докладчик говорит о смене романов разного стиля. Он дает целый ряд групп романов, причем каждая группа у него носит определенные стилевые признаки: роман реально-фантастический, реальный, романтический, роман, который называется новореалистическим. Но все это термины стилевые, и все они могут быть в разной мере применены к любому жанру, поскольку мы будем изучать историю литературы буржуазного общества.

Какова ценность этих стилевых категорий, какова их исторически познавательная или познавательно-историческая ценность? Это вопрос, конечно, особый. Может быть она окажется в достаточной мере ограниченной просто-на-просто потому, что эти стилевые категории чрезмерно широки, слишком широкообъемлющи, и потребуется очень большое диференцирование каждой из них для того, чтобы как-то серьезно их использовать в конкретном историко-литературном анализе. Но все же тут есть очень много, повторяю, любопытных и интересных соображений, которые каждого исследователя могут натолкнуть на чрезвычайно плодотворные мысли. Но ведь доклад имел в виду дать теорию романа, а вот теории романа по существу, конечно, нет.

Нужно сказать, что каждый, занимающийся историей романа очень хорошо знает, в каком положении находится сейчас разработка теории этого жанра. Теория этого жанра из рук вон плохо (разработана; пожалуй, даже можно сказать, что она совсем не разработана. Историк литературы не имеет возможности получить в свои руки решительно никаких сколько-нибудь удовлетворительных обобщений и теоретических положений в этой области. Он буквально подходит к своей работе с голыми руками. Тут приходится вес строить заново. И когда приходишь сейчас в аудиторию, где обещают дать теорию романа, то, конечно, каждый идет с большими надеждами, что вот может быть сейчас если и не будут даны какие-либо завершенные формулы в этой области, то хоть какие-нибудь намеки на подлинные теоретические обобщения будут даны. Именно с этими мыслями шел сюда и я. и должен сказать, что в этом отношении я глубоко разочарован: в сущности говоря, с чем я сюда пришел, с тем и уйду, потому что для теоретического осмысления жанра романа мы в докладе получаем очень немного.

Прежде всего самый путь к определению чрезвычайно любопытен-путь очень старый, путь старозаветный, этого, конечно, не скрывает и сам докладчик. Немножко он как будто бы обновлен, но по существу остается порочным путем. Жанр романа определяется на Основании отношения этой формы к эпопее, эпосу, как выражается докладчик. Причем под эпосом очевидно понимается только специальная форма эпоса, а именно героическая эпопея. Только это считается эпосом. Между тем это не совсем так, понятие эпоса шире: эпос не только героическая песня, он включает в себя и сказку, и новеллу, и многое другое. Эпос распадается на большое количество форм. В пределах эпоса имеется между прочим и такая вещь, как роман, и такая вешь, как эпопея. Почему при определении эпоса отдается такое исключительное преимущество жанру эпопеи, эпической песне? Почему, когда мы собираемся определять роман, то непременно берем его по отношению к этой разновидности эпического жанра, какие собственно основания для подобного рода пути? Я их не вижу. Почему роман не соотносить с какими-нибудь другими эпическими жанрами, с которыми он может быть гораздо более близок и которым он более родственен? Почему не думать, что ромам гораздо ближе примыкает к такому жанру как, предположим сказка или новелла? Почему надо было остановиться именно на эпопее-это никак не аргументировано.

Естественно, что при таком, совершенно произвольном, ничем не мотивированном способе диференцирования данного жанра среди других жанров получается полый ряд вещей, которые у историка вызывают большое недоумение. Нам говорят, что эпопея специально такой жанр, который был свойственен ранней фазе существования человечества, где не имелось налицо того деградировання личности, которое связано с возникающими позже социальными противоречиями, где строй представлял нечто органически целое, где личность сливалась с коллективом, была выражением общей воли, где личное устремление, будучи выражением коллективной воли, неизбежно становится героическим. Вот этот героизм и воплощался в эпической поэме. А роман падает на такую форму развития человеческого общества, когда началась деградация личности, когда явленно героя стало невозможно. Вот концепция.

Но для того, чтобы эту концепцию защищать, докладчику приходится утверждать, что эпопея свойственна только этому раннему периоду существования человечества, и тем самым приходится отметать колоссальное количество художественных произведений, которые образовались в совершенно иную пору и также представляют собой эпопеи, героические песни. Например, весь искусственный эпос, допустим — "Энеида" Вергилия (Л и ф ш и ц: "Генриада"?). Между прочим и "Генрнада". Весь этот эпос докладчик отметает. Почему? Разве этот эпос художественно несовершенен? Но тогда какой критерий художественного совершенства? Вырождение жанра? Но в чем вырождение жанра, что это значит? Почему нельзя здесь говорить о трансформации, об изменении жанра при новых социальных условиях? Хорошо, пусть героизм умерщвлен, но это не значит, что не может существовать эпос безгероический. Эпос остался, правда, без героя, но все-таки эпос, все-таки эпическая поэма. Она не уничтожилась, она только видоизменилась. Почему же я должен эти факты истории эпоса вышвыривать за борт?