Проблема идеального. Субъективная реальность - [38]
Патологическая дезинтеграция модальностей «Я» и «не-Я» проливает дополнительный свет на динамическую структуру субъективной реальности, позволяет выявить те сложнейшие интросубъективные отношения, связи, взаимопереходы, которые в норме «незаметны» или рефлексируются с большим трудом. В частности, некоторые патологические нарушения убедительно показывают, что отношение «Я» к самому себе существенно обусловлено отношением «Я» к предметному миру и к собственному телу. Это видно в тех случаях, когда явление дереализации, возникающее по различным причинам, влечет явление деперсонализации (чувство «потери собственного Я»), Последнее возникает как типичное следствие нарушения восприятия собственного тела, ибо отображения телесной организации образуют одно из базисных «измерений» модальности «Я», а следовательно, выступают и в качестве «содержания», к которому оно постоянно относится как к своему «не-Я»>19>.
Еще более отчетливо указанная зависимость проявляется в условиях сенсорной депривации и вообще при длительном пребывании человека в необычных для него условиях резкого снижения поступающей из внешнего мира информации. Такое «сплющивание», предельное обеднение текущего «содержания» модальности «не-Я» вызывает ненормальные отклонения и дезинтеграции в сфере модальности «Я» и отношения «Я» к самому себе [55, 115, 124].
Следует также хотя бы кратко сказать о существенных перестройках взаимосвязи модальностей «Я» и «не-Я» в случаях так называемых измененных состояний сознания, которые нельзя отнести к патологической деструкции, ибо они представляют собой эпизоды (иногда чрезвычайно значимые для личности!) нормального по сути своей самодвижения субъективной реальности. Мы имеем в виду такие разнообразные, плохо классифицированные феномены, как сновидения и просоночные состояния, изменения сознания в глубоких стадиях гипноза, необычные состояния сознания, вызванные медитацией или приемом некоторых фармакологических препаратов (например, ЛСД), состояния, возникающие в апогее вдохновения или любовного переживания, состояния религиозного экстаза и др. Для них характерна существенная де-формированность структуры «текущего настоящего», взятой в ее основных биполярных «измерениях».
При сновидениях резко сокращается диапазон рефлексивности «содержания» модальностей «Я» и «не-Я», а также тормозится или прекращается динамика их переменного соотнесения (поэтому человек верит в то, что он видит или делает во сне). В глубоких гипнотических состояниях «содержание» модальностей «Я» и «не-Я» сужается до пределов, задаваемых внушением гипнотизера, который определяет и границы рефлексивности этого «содержания», обычно крайне узкие; все остальное — арефлексивно. Подавляющее большинство дис-позициональных структур «отгорожено» от «текущего настоящего»; «содержание» «Я» может быть сведено до уровня «содержания» лишь одного его «другого Я» (когда, например, испытуемому внушили, что он великий художник, он стал вести себя в соответствии с этим своим «другим Я» — сообразно тому, насколько он знаком со смыслом «быть великим художником» и насколько это «содержание» «проигрывалось» ранее в его «другом Я» как ценность высокого ранга [173].
Особый интерес представляют структурные особенности «текущего настоящего» в тех интервалах субъективной реальности, которые можно было бы назвать сверхценными состояниями (апогей вдохновения, завершающий творческий акт, и т.п ). Вспомним Гёте: «Мгновенье, прекрасно ты, постой, продлись...» Эти состояния в противоположность будничному, зачастую «серому» сознанию образуют витальные пункты истории нашей субъективной реальности, которые «светят из прошлого» всю жизнь, поддерживая чувство ее оправданности и ее единства, несмотря на многочисленные зияющие «пустоты» прошлого (мы не рассматриваем здесь экстремальные по своей значимости переживания с отрицательным знаком, которые тоже имеют глубокий экзистенциальный смысл).
Эти вопросы заслуживают тщательного анализа, ибо они связаны с более глубоким пониманием многих важных социальных феноменов (как позитивных, так и негативных, например устойчивости религиозного сознания). Сверхценные состояния различаются по многим признакам: по социальной значимости и культурологическим особенностям, по ценностному рангу и характеру вызываемых ими последствий в структуре субъективной реальности и вообще по их «результату», источнику, длительности, воспроизводимости и т.д. Остановимся лишь на некоторых общих характеристиках.
В качестве сверхценного состояния «текущее настоящее» обнаруживает три типичных варианта структурных преобразований.
1. Редукция модальности «Я» за счет непомерного «расширения» модальности «не-Я» — полная «захваченность» определенным «предметом» (которым, в частности, может быть и мое «другое Я»), самозабвение (например, в момент высшей творческой напряженности). И все же здесь нельзя говорить о полном исчезновении модальности «Я», она присутствует на периферии рефлексивного поля, предельно «истончена», но зато максимально активирована и «насыщена» в арефлексивном и диспозициональном планах. Ретроспективно, в последующих интервалах это состояние переживается как чрезвычайная экзистенциальная полнота «содержания» и активности «Я».
